Слепой кролик
Шрифт:
— Ты медленная, Николь. Бесполезная и медленная. Хорошо, что Мать в тебя еще верит… Знаешь, я бы уже давно тебя продал. Ты не оправдала наших ожиданий, — тягучий и сладкий голос. Дрейк.
Глаза б мои его не видели! Так и не видят же! Все равно, чтоб он провалился. Тот, из-за кого моя жизнь развалилась на кусочки.
— Что скалишься? Ты не волчонок, ты же девочка. Пойдем, надо привести тебя в порядок?
Я удивленно выдохнула, готовясь задать вопрос, но не решилась. Лучше подчиняться, так будет проще. Почему ты не вспоминаешь о том, что я девочка, когда я падаю от усталости,
— Тебе повезло…
Да-да-да, так я тебе и поверила, лис. Приготовил внеочередную гадость! Только что я могу сделать? Лишь подчиняться в робкой надежде, что удастся прожить еще несколько дней и тем самым приблизиться к смерти. Моей или его — не важно, уже совсем не важно.
Дрейк рассмеялся, и звонкое эхо разнесло звук в самые отдаленные уголки грота. Не люблю его смех, он звучит истерично и не по-доброму.
— И нечего на меня скалиться. Все равно ты мне ничего не сделаешь, Николь, ни-че-го. Ты слабая, никчемная, бесполезная. Мусор под ногами великой Матери…
Сердце забилось сильнее, руки сжались в кулачки. Ненавижу! Я его ненавижу! Он сам сделал меня такой. Сам… Корнелия говорила, что я буду великим художником, но как им стать, если вокруг лишь темнота? Хочется обнять себя за плечи и пожалеть, но… нельзя, это лишь слабость, а слабым не место в этом мире, их ждет лишь смерть.
— Вставай. Возможно, тебя сегодня продадут, и я избавлюсь от такой обузы, как ты! — его холодные пальцы подхватили меня под подбородок, запрокидывая голову вверх.
Он был ужасен. Когда-то, еще в самом начале этого унизительного рабства, он пытался получить мою взаимность в обмен на его покровительство. Идиот! Приставать с такими предложениями к ребенку тринадцати лет!
— Жаль, что ты тогда отказалась, Николь… Знаешь, я ведь с тех пор стал свободным. Мой отец настоял на этом, я добровольно служу Дому… под его высоким покровительством. Ты могла бы быть счастлива… я вернул бы тебе зрение. Выкупил бы тебя, вернул свободу.
Я непроизвольно дернулась. Он всегда знал, как ударить меня больнее всего. Будто видел насквозь. Хотя мне бы стоило уже и привыкнуть к тому, что он вечно манит меня мечтой. Это бесполезно, ничего не будет. Никогда. По крайней мере той мечты, о которой знает он.
Я встала, выжимая то, что раньше было волосами. Стало грустно в очередной раз, но я никак не могла успокоиться. Корнелия следила за ними, они были нежными, как шелк.
— Веди. Просто веди, — я сдерживалась из последних сил, чтобы не заплакать. Нельзя, ни в коем случае! Я сильная!
— Давай, — сухо сказал он, холодными пальцами хватая меня за запястье и уводя куда-то в сторону.
Из коридора тянуло свежим воздухом и запахом только вынутых из печи пирожков. Я почувствовала это не сразу, спустя шагов сто по коридору. Он уходил влево, меня раньше сюда не приглашали. Обычно мой путь лежал прямо, и сейчас мне впервые за долгое время стало любопытно. Неужели в этом размеренном укладе унижений и страданий что-то изменится? Хотелось верить, очень…
Я тщетно пыталась запомнить мой путь. Дрейк долго вел меня по петляющим коридорам. Порой мне начинало казаться, что мы просто ходим кругами, настолько смешались запахи. От них кружилась голова, и хотелось замереть хоть ненадолго у стены, чтобы прийти в себя. Живот предательски урчал, отзываясь на ароматы свежей еды. Дрейк посмеивался каждый раз, а я мечтала впиться зубами ему в горло.
— А вот не была бы такой слабой — тебя бы кормили чаще, и мне не пришлось бы слышать эти ужасные звуки, — ехидно заметил он, утягивая меня вперед. — Дамы, это Николь. Я не знаю как, но вам придется сделать из нее красавицу.
Я почувствовала теплый пар, который стелился по полу, поднимаясь примерно до колен.
— Хорошо, господин Дрейк. Эта последняя или? — поинтересовалась женщина откуда-то справа.
— Да, последняя. Та самая, если вы понимаете, о чем я. Так что в ваших интересах сделать из этого чудовища человека.
— Конечно, господин, — ответили ему несколько голосов и, судя по шорохам ткани, реплика сопровождалась поклоном.
— А она не опасна? — поинтересовался молодой звонкий голос.
— Не переживай, крошка Люсси, на ней же ошейник, она ничего не сможет вам сделать… Все, за работу! — это было удивительно, как теплый голос сменялся на стальной. В помещении будто бы резко похолодало.
Хлопнула дверь, послышались шорохи ткани. Много вопросов, но задавать их было страшно. Ошейник… а я и забыла о нем. Тогда и мои мечты о мести становятся несбыточными. Пока эта жуткая вещь на мне, я буду послушной комнатной собачкой.
— Ох… довели девочку. С чего начать-то? — заворчал один из голосов.
— Как всегда, Агата, моем, пытаемся спасти волосы, стрижем ногти… замазываем синяки и все в таком духе.
— А что значит "та самая”? — вновь услышала голос Люсси.
Признаться, меня тоже очень беспокоил этот вопрос. Если я чем-то особенная, то на этом можно попробовать сыграть. И это хорошо, это — шанс.
Повисло молчание, я будто кожей почувствовала, как меня внимательно рассматривают. Я попыталась расслабиться и понять, сколько же все-таки женщин будут заниматься моей внешностью. В такие моменты вид у меня получался придурковатый, как говорил Дрейк. Может, это их расслабит. Итак… молодая девушка, похоже Люсси. Чуть полноватая, наверное, Агата, еще две у стены. Четверо. Если бы не было ошейника, справиться с ними не составило бы труда… и бежать. Глупые мечты слепой девочки, которая не знает, где выход.
— Да одна из драконорожденных, мой давай, чего уши развесила.
Меня подхватили под руки и подвели к ванной, помогли в нее забраться, и я с наслаждением отдалась жестким мочалкам и ароматному мылу. Кожу терли, периодически охали из-за крупных синяков, ворчали, что их будет сложно скрыть. Несколько раз мыло попадало в глаза и их начинало нещадно щипать. Это так иронично. Им все еще больно, хотя они и не видят. А разговор тем временем оказался весьма и весьма познавательным.
— Ну, похоже мозги ей тоже отбили, так что можно и поговорить. Ну Агата! Ну расскажи! — ныла Люсси.