Слепой Орфей
Шрифт:
Стежень опустился напротив, аккуратно уложил ступни на бедра, так что стал виден замысловатый узор на подошвах тапочек.
На стене, над головой Елены, висело овальное зеркало. Глеб мог видеть в нем одновременно и себя и свою гостью. Сравнив собственный торс с тоненькой талией Леночки Энгельгардт, он усмехнулся. Женщина-воин!
– Ты лучше с Кириллом равняйся! – улыбнулась женщина.
Как всегда, она превосходно снимала все чувства и мысли Глеба, если он специально не прикрывал их.
– А ты
– Удивительно, что ты заметил. Помедитируем?
– Что же?
– Солнышко сегодня хорошее, как сказал Кирилл.
– Солнышко? – Глеб посмотрел в небольшое круглое окошко, выходящее в сад.– Солнышко… – Он поднял с ковра шелковый синий шнурок, намотал на палец: – Давно хотел тебя спросить, Ленок… Чем ты нынче занимаешься?
– Спроси.– Ее улыбка стала еще обольстительней.
– Чем ты занимаешься?
– Чем я занимаюсь или откуда беру деньги?
– Все, что сочтешь нужным рассказать.
– Ах, как официально! – Серебряный смех.– Глебушка, у меня от тебя секретов нет! – Елена кокетливо поправила волосы.– Мои друзья оформили мне школу. «Четырехлепестковый лотос Камы». Может, слышал?
– Нет. Ни о друзьях, ни о школе, ни о «Четырехлепестковом лотосе». Такой бывает?
– Теперь есть, коли зарегистрировали.
– И что же ты делаешь?
– Немного гадаю, немного лечу… Ну, конечно, не так, как ты. Бывает, порчу сниму… Или наоборот. Только ты уж не распространяйся, я тебе – как своему.
Стежень свел брови, уставился в темные блестящие глаза. Зеркально-блестящие… Крепка стала Ленка! Ох крепка!
– А как же Сермалева этика?
– А это, Глебушка, вне этики. Это – плата.
– Ага… – Стежень ощутил, как горячая струя бьет вверх, вдоль позвоночника.– Значит, подалась к сатане, сестренка?
Женщина хрипловато рассмеялась.
Глеб напрягся, ладони стали слегка влажными: эта женщина пахла опасностью. Но все равно Стежень не мог перешагнуть через прошлое и увидеть в Леночке Энгельгардт Врага.
Смех привел в смятение его чувства. Это был особый смех. С некоторым опозданием Глеб стряхнул с себя наваждение и тут же понял, что совершил еще одну ошибку: слишком серьезно воспринял то, что было всего лишь безобидной, на их уровне, игрой.
– Глебушка,– нежно проговорила Елена,– брось ты эти еврейско-христианские заморочки. И все-то вы, православные, на право-лево делите! – Она опять рассмеялась, окатив Стежня возбуждающей волной.– С чего ты решил, что я плачу? Это мне платят! Так-то, родной мой! Ну что молчишь-хмуришься? – Она вытянула ногу и легонько толкнула Стежня в живот.– Если обидела нечаянно – прости. Не сердись, ладушки?
Откинувшись назад, она кончиком шерстяного носка провела по груди Глеба, уперлась в солнечное сплетение.
– Глебушка! Я ведь тебя больше всех люблю! Больше Кирилла! А ты… Помнишь, как ты меня окрестил, когда первый раз увидел?
– Не помню,– осторожно ответил Стежень.
– А я, представь, помню. Ты Сермаля эдак по-дружески в сторонку отвел – ты тогда такой уверенный был, важный, даже Сермалю советы давал – и солидно так: «Зачем тебе эта замарашка?»
– Не помню.– Глеб недовольно покосился на узкую стопу в шерстяном носке, поглаживающую его живот.– Мало ли что я говорил когда-то… Важно, что сейчас. А сейчас, имей в виду, ты мне не нравишься!
– Нравлюсь, Глебушка! Ты уж не лукавь. Еще как нравлюсь! Потому ты сейчас со своей православной праведностью на меня и наваливаешься. Не надо, милый! Ты ведь сам меня такой сделал!
– Это как же? Замарашкой назвал?
– Именно! – Елена вытянула руку, растопырила пальцы, поглядела.– Назвал бы ты меня Золушкой – ох как бы все обернулось! Но я тебе очень даже благодарна, Глебушка!
– Да?
– А ты закрой глаза и вспомни, как я выглядела лет пять назад. Постарайся вспомнить, мой хороший…
Стежень прищурился, захватил взглядом всю ее целиком: поза, положение пальцев, напряжение мышц… Анализатор у него в мозгу заработал с бешеной скоростью… и выдал огорчительный результат. Весь облик, жесты и поведение этой очаровательной женщины – чудесно выполненная маска, заглянуть за которую Глебу не по силам, а проломиться… Нет, для такого нужна настоящая причина!
– Да не беспокойся ты, Глебушка! – нежным хрипловатым голоском пропела Елена.– Ты просто вспомни!
Стежню очень хотелось надеяться, что он так же непроницаем для этой женщины, как и она – для него. Однако он не стал проверять, а просто закрыл глаза, скользнул по древу памяти вниз, и перед его мысленным взором возник образ Леночки Энгельгардт пятилетней давности.
– Ну как, похорошела? – кокетливо спросила женщина, когда Стежень открыл глаза.
– Не то слово! – искренне ответил Глеб.
– А конкретнее, милый?
– Конкретнее… Была, верно, замарашка. А теперь – очень привлекательная женщина. Ты довольна?
– Конечно, довольна. Но я же просила поконкретней, доктор Стежень!
– Не понимаю,– сухо сказал Глеб.
– Хорошо.– Женщина улыбнулась.– Я помогу. Например, рост.
– Вроде прибавилось сантиметра три?
Елена засмеялась.
– Межпозвоночные диски, осанка? – предположил Стежень.
– Десять.
– Что – десять? – растерянно спросил Стежень.
Тут же поймал себя на том, что поддался ее игре, и сосредоточился.
– Не три, а десять сантиметров. Могла бы и больше, но больше не нужно. Волосы, кожа, мышцы,– Елена погладила себя по бедру,– это совсем просто.