Шрифт:
Annotation
Есть такая шутка: Хорошо тому живется, у кого одна нога! Тому пенсия дается и не надо сапога! Повторяю, эта только шутка. Я был свидетелем когда люди кончали с жизнью, когда теряли глазаА что делать ребенку, который родился слепым? Может таким людям жить легче?
Царапкин Сергей Юрьевич
Царапкин Сергей Юрьевич
Слепой Виталька
СЛЕПОЙ
1.
Виталька был слепым от рождения. Ясные васильковые глазки смотрят на тебя, улыбаются, а не видят. Родители обнаружили слепоту, как только он встал на ножки. Пока грудь сосал, ручонками да ножонками махал в кроватке, было незаметно. Да и реагировал Виталька на погремушки или соски нормально.
– Виталя, Виталя, - зовет его мамка, и Виталя поворачивает головку и машет ручками. Узнает.
А тут встал на ножки, постоял, чуть качнулся и пошел.
– Виталя, сыночек! Ну, иди же ко мне.
Мать сидела за столом и шила на швейной машинке. Крутилось блестящее колесо, прыгала иголка и выползала ровной полосой прошитая ткань.
Виталька пошел на звук швейной машинки. Кошка подошла и потерлась о ногу. Виталька качнулся, но устоял. И тут же, сделав шаг, наткнулся на собственный горшок.
Вечером, когда отец пришел с работы, выслушал рассказ жены о том, что их сын не видит, молча доел приготовленный ужин, выпил бокал чаю и сказал:
– Ты что - дура! Мой сын не может быть слепым. Когда он мог ослепнуть?
Потом он прошел в комнату, где возился в кроватке Виталька.
– Виталя!
– позвал, стоя в дверях, отец.
Виталя повернул головку и, узнав голос отца, потянулся к нему.
Отец подошел, вытащил Витальку из кроватки и поставил на пол.
– Иди же ко мне, сынок! Посмотри, что я тебе принес.
Отец, присев на корточки перед сыном, держал в руке большой оранжевый апельсин.
Виталька смотрел на отца. Он слышал его голос, чувствовал его запах.
Отец смотрел в глаза сына. Никакой реакции. Огромный оранжевый апельсин, а Виталька - ноль внимания.
Через неделю в детской больнице врач подтвердил подозрение родителей.
Слепорожденный ребенок. Вероятно, родовая травма.
2
Когда Витальке исполнилось семь лет, родители решили отдать его на учебу в специализированный интернат. Интернат находился в областном центре в семидесяти километрах от дома.
Полтора часа на автобусе. В общем-то, недалеко. Даже можно на выходные забирать домой. И потом - это школа. Ведь надо же учиться. Детей там учат читать и писать по специальной азбуке.
Конечно, материнское нутро сопротивлялось таким переменам.
Если бы кто-нибудь спросил: "А что, собственно, вызывает сопротивление?" - то, скорее всего, мать не смогла бы ответить. Слов, действительно, не находилось. Напротив, легко находились слова о необходимости уже через две недели везти ребенка на учебу.
Семь лет изо дня в день Виталя рос, научился ходить, говорить. Отец работал целыми днями, приходил домой всегда поздно. А она читала сыночку книжки, рассказывала, почему деревья летом покрываются листьями, а на зиму листья сбрасывают.
За домом начинался большой сад. Яблони, сливы, вишни и высокая густая трава. За садом, через дорогу, из кустов блестела речка Жостка. Мелкое песчаное дно. Летом отец сажал часто Виталю к себе на шею, и они переходили речку вброд. А на том берегу расстилался очень большой луг, за которым далеко, далеко виднелась сиреневая полоска леса. Там они с отцом и мамой собирали цветы и растения или уходили в лес за грибами.
Каждая травка, каждый цветок имел свой запах, форму стебля и листьев. Сидя на берегу, Виталя рассказывал маме, как интересно устроен цветок. Его пальчики легко скользили по растению, чуть касаясь тонкого стебля, шершавых листочков и нежных лепестков. Мама в свою очередь рассказывала, что каждый цветок, каждое растение и, вообще, любой предмет имеет свой цвет. В воображении ребенка растущий из земли цветок, вырастая, рождал свой цвет. Ведь даже сами слова были похожи: "Цветок-цвет-свет". А потом всем цветочным разноцветьем наполнялись небо, лес, луга и поля. Зеленый, красный, синий и желтый - все цвета в себе хранило лето.
Июльское солнце нагревало луг, и цветные запахи поднимались высоко в небо и опускались на воду. Вода была голубой. Небо было синим. В небе было солнце. Солнце, отражаясь множеством своих золотистых лучей в речной воде, на цветах и траве, прогревало воздух, наполняя его теплом и ароматом. Небо и река были чем-то похожи друг на друга. Вода в реке могла быть холодной или теплой. Дождь, падающий с неба, также был холодным осенью и теплым летом. А зима была белой и холодной. И снег был белым и холодным. Большая чашка, из которой Виталя пил чай, также была белой, но с синими цветами., Когда мама ее ставила на стол, то она была сперва холодной, а когда в нее наливали чай, она становилась горячей.
Так постепенно мальчик осваивал окружающий мир.
Витале снились сны, с белыми ветрами и синим небом, похожим на опрокинутую вверх огромную речку. Он по утрам рассказывал маме, как купался в небе, показывая руками, как плавал. И это было похоже на полет птицы.
– Вот так же летают птицы, - отвечала мама.
– Как? Просто вот так? Машут руками и летят? А я почему машу руками и взлететь не могу?
Что могла сказать на это мама? Крылья с перьями, вместо рук, у птиц - разве это могло стать объяснением? Ведь у самолета, который был похож на огромную птицу, не было никаких перьев! Виталя уже знал, откуда является цветной мир, но почему птицы и огромные самолеты летают, а маленький мальчик летать не может, это оставалось загадкой!
В майской траве каждый год вырастали одуванчики. И это для ребенка было повторяющимся чудом. Каждый год в одном и том же месте сада образовывалась ярко-желтая душистая полянка. Налетал белый ветер, и полянка начинала раскачиваться. Потом все это желто-медовое царство превращалось в пушистое белое легковесье, которое подхватывал ветер и разносил по земле.
Мама научила Виталю плести из одуванчиков виночки. Пальчики быстро запомнили, как соединяются стебельками два цветка.
Он наряжал в одуванные венки голову мамы и делал ожерелья для кошки Буськи и лохматого пса Мухтара.