Слепой воин
Шрифт:
С тем он и покинул старика. Тот переволновался и полдня спустя пустился вслед за ним, боясь, как бы тот не дошел уже до карниза. Но жажда мести так гнала того вперед, что старик-отшельник его не догнал. Так и осталось для него загадкой, добрался ли слепой парень до селения внизу, или сгинул все же пропасти.
А тот благополучно добрался до родного пепелища, и никто не видел, как оборванный, сгорбленный слепой нищий прицепил к поясу меч, вытащенный из под руин.
И тогда он отправился в путь, чтобы найти учителя, больше года истирал он башмаки на дорогах, живя подаянием, от которого его тошнило. Но он должен был дойти до конца.
Он нашел своего первого учителя вдали от людей. Старый военачальник, давно ушедший на покой, заведший мирный домик с хозяйством. Он думал, что навсегда распрощался с войной. Но когда на его пороге появился оборванный слепец, с нелепым мечом на боку, с не менее нелепой просьбой научить его бою на мечах, ветеран не стал смеяться, но он долго озадаченно теребил редкие волосы на затылке, прежде чем решился согласиться.
И он учился. Учился слушать дыхание противника, свист рассекаемого клинком воздуха. Он учился чувствовать. Чувствовать кожей воздух вокруг него, клинок кончиками пальцев, шаги противника подошвами ног. С тех пор он всегда ходил в обуви на тонкой подошве. Он учился, но не мог чувствовать всего. Хотя теперь ему не грозила смерть он одного обычного разбойника, но все же он довольно быстро исчерпал возможности чувствования мира. Он знал и чувствовал мир вокруг, но он все еще не способен был свершить свою месть.
Он знал, что его учитель поражен был его упорством и способностями, но он также знал, что тот места себе не находит, видя, что ученик его уже не может идти дальше.
Однажды он особенно горячо поблагодарил его за очередную тренировку, а ночью пустился в путь.
Теперь ему идти было значительно легче.
Но ему с великим трудом удалось избавиться от привычки с рудников:
вжимать голову в плечи, пригибать ее к земле. А он должен был предстать перед врагом с гордо поднятой головой.
И поползла по многим мирам легенда о слепом воине, который хочет постичь все глубины владения мечом, и обрести зрение. Люди верили этой легенде меньше всех прочих. Но более всех прочих любили ее, и она постоянно обрастала новыми его подвигами, которые он не совершал.
А он услышал другую легенду: о всемогущем маге из башни Столетия. Все свои надежды он возлагал на него. Он был убежден, что тот вернет ему краски мира, и свершится месть. И через два года он сделал невозможное, он нашел мага.
Тот долго разговаривал с ним, осматривал его. А потом стал говорить много непонятных слов. Он жаловался на то, что у него что-то не какое-то психгическое, и маг не способен на хегенецию, но он уже понял, чем закончится эта речь: маг оказался бессилен. На прощание маг убежденно заверял его, что ему надо верить, очень сильно верить, и тогда его желания обязательно сбудутся. И он верил. Он старался верить. Изо всех сил. И он верил, что когда свершится его месть, он прозреет.
Но главное, что он понял, это то, что ему жить со слепотой.
Он пытался понять, что происходит вокруг, как мир связывается в единое целое. Но только приняв мир таким, каков он есть, ему начало что-то удаваться. Он думал дни и ночи, и постепенно, по крохам, словно он перетаскивал кучу песка по одной песчинке, он научился понимать мир вокруг.
И тогда все стало на свои места. И мир открылся ему таким, каким его не видел почти никто. Бесконечный и умещающийся в горсти одновременно. Непостижимый и предельно простой в то же время.
Теперь он мог учиться. И еще нескольких учителей сменил он на своем пути.
А люди, видя на улицах городов слепого человека с мечом, идущего с гордо поднятой головой, уходили с его пути. Почти все считали его колдуном. Его боялись и любили одновременно. Он делал невозможное. Он просто не знал, что это невозможно.
Впереди, за поворотом узкого коридора, его ждали. Он уловил чувства этого человека, и узнал его. Это был его молодой еще телохранитель. Горожане его звали его Бешенный Неррли. Этот парень славился отчаянной отвагой и бесшабашной удалью. В самых безнадежных схватках бросался он прямо в гущу врагов и побеждал, но в то же время на него никогда не было покушений, потому что этот телохранитель находил убийцу раньше, чем тот успевал стать убийцей. Он всегда точно узнавал руку с ядом, или притаившегося на крыше лучника. И вот теперь, когда все гвардейцы искали врага в коридорах и залах дворца, он поджидал его на пути.
Человек остановился перед поворотом и телохранитель сразу же покинул свое убежище.
– Когда я превзошел своего учителя, - голос парня глухо звучал в сырой тишине потайного хода, - я спросил его, кто теперь лучше меня владеет мечом? И он ответил мне:
"Только Слепой Воин".
Слепой молча стоял, не двигаясь, а парень и вовсе не торопился.
– Я никогда не собирался отказаться от случая, доказать что мой учитель был не прав, - обнажил свой меч телохранитель с жизнерадостной улыбкой, кстати, как твое имя?
– Разве тебе это что-то даст?
– дрогнули губы слепого.
– Ну, должен же я знать, что написать на твоей могиле, - широко улыбнулся Неррли.
– Не думаю, - чуть качнул головой тот, - чтобы тебе пришлось меня хоронить.
– Ладно, - взмахнул мечом парень, - оставим болтовню демонам тьмы. Идет?
Как только отзвучало последнее слово, слепой начал двигаться. Одним мгновением, одним смазанным жестом он обнажил меч и нанес удар. Парень не растерялся, ему удалось подвести свой клинок под удар. Но за это мгновение он понял, что, хотя и выдержал первое испытание на скорость, бой ему дастся вовсе не легко.
И еще он понял, что этот человек совсем не слепой.
И тесное пространство коридора заполнилось звоном стали. Парень дрался с той бесшабашной удалью, что прославила его. Он бросался на самое острие меча противника, но в последний момент уходил от атаки и наносил свой удар под совершенно немыслимыми углами. Таких траекторий, под которыми двигался его меч, просто не существовало.
Само время, глядя на этот поединок, замедлило свой бег. Смотрело покачивая головой.
А бойцы растягивали мгновение в вечность. Они не стали прощупывать оборону противника, они били сразу на поражение. И в череде атак и контратак становилось понятно, что представляет каждый.