Слепой. Обратной дороги нет
Шрифт:
Билет на самолет лежал во внутреннем кармане его пальто вместе с паспортом и официальным приглашением, которое подписал секретарь московского отделения Общества российско-сербской дружбы.
Смуглое бородатое лицо водителя расплылось в невольной улыбке. Ощущать себя официальным лицом, представителем международной общественной организации было ему в новинку, но он полагал, что как-нибудь справится с поставленной задачей, не ударит лицом в грязь. Тем более что никаких дипломатических ужимок от него в Москве не потребуется – все давно обговорено, решено и подписано без него. Ему же останется только с умным видом валять дурака на публике, отрабатывая обязательную программу – пара-тройка официальных заседаний с заученными речами, экскурсия по Москве, непременное «Лебединое озеро» в Большом театре, банкет – скорее всего не один…
При мысли о том, как будут решаться упомянутые проблемы, руки в тонких кожаных перчатках с огромной силой сжали руль, а темно-карие, почти черные глаза превратились в узкие щелочки, как будто водитель смотрел на врага через прорезь автоматного прицела. На скулах заиграли желваки, извилистый шрам на левой щеке побелел, став заметнее, чем обычно. Лиха беда начало; обремененные собственными проблемами, русские не могут, как встарь, помочь сербским братьям выбить мусульманских захватчиков с их земли, не могут открыто встать плечом к плечу с единоверцами и скрепить вековую дружбу вражеской кровью. Политика, чтоб ей пусто было… Но политика – палка о двух концах. Русские деньги будут использованы с умом; судя по тому, как обставлена переброска денег, начавшийся процесс управляется с российской стороны весьма влиятельными лицами, и в дальнейшем можно ожидать новых поступлений.
Политика!
Водитель «юго» не без удовольствия предвкушал эти три дня в Москве, где до сих пор ему не довелось побывать ни разу. Конечно, русские поступили не очень-то красиво, оставив сербских братьев один на один с натовскими бомбардировщиками и кровожадными бандами албанских боевиков, однако их можно было понять: после распада Советского Союза им самим приходилось несладко и от былой военной мощи остались одни воспоминания. Как ни крути, они были сербам братьями, а между братьями случаются и размолвки, и ссоры… и примирения. К тому же правительство и народ не одно и то же. Бородатый водитель «юго» знал об этом не понаслышке: в отряде, которым он когда-то командовал, русских было чуть ли не два десятка – добровольцев, приехавших бескорыстно помочь братьям, всеми правдами и неправдами просочившихся через границы и кордоны и бившихся так, словно они защищали родной дом.
Рукой в перчатке он дотронулся до шрама на щеке. Если бы не русский парень, москвич по имени Юра, дело не обошлось бы одним только шрамом. Вообще-то, албанец, оставивший Слободану Драговичу эту памятную отметину, имел явное и недвусмысленное намерение перепилить ему глотку своим зазубренным тесаком. Поскольку Слободан в тот момент был оглушен взрывом и не вполне соображал, на каком свете находится, этот кровожадный замысел имел все шансы на успех… Если бы не Юра, раскроивший ублюдку череп прикладом своего разряженного автомата, а затем на плечах вынесший серба из-под шквального огня. Где он сейчас, что делает? Собираясь в эту поездку, Слободан Драгович отправил по оставленному Юрой адресу письмо, но ответа не получил…
Встречный грузовик снова залепил ветровое стекло грязными брызгами. Беззлобно выругавшись, Драгович включил «дворники» и машинально вдавил кнопку пустого стеклоомывателя. Где-то под капотом противно заныл работающий вхолостую электрический моторчик, сопла разбрызгивателя выплюнули по паре капель, и этим дело кончилось. Моющей жидкости, чтобы наполнить бачок, у Слободана не было, зато в дорожной сумке лежала бутылка минеральной воды. На худой конец сойдет. Пока эта керосинка на ходу, тепло от мотора не даст воде в бачке замерзнуть, а потом хоть трава не расти – добравшись до аэропорта, он просто бросит драндулет на стоянке, откуда его заберет сотрудник прокатного бюро. И если у этого умника на обратном пути возникнут проблемы с очисткой ветрового стекла, претензии пусть высказывает своему начальству в Подгорице… если везение ему не изменит и он доберется до столицы живым.
Впереди, едва различимая сквозь размазанную по стеклу грязь, показалась стоянка – просто треугольный пятачок каменистой земли в естественной выемке скалы, местечко, где можно было остановиться, не рискуя быть размазанным по шоссе вынырнувшим из-за поворота попутным грузовиком. Там уже стояла одна машина – точно такая же трехдверная «юго», как и та, на которой ехал Слободан, только не желтая, а грязно-белая. Капот был поднят, из-под него, как водится, торчал обтянутый джинсами зад водителя. Сворачивая на стоянку, Драгович даже сквозь покрывавшую ветровое стекло грязь разглядел оставленную белой «юго» дорожку пролитого моторного масла. Черные масляные пятна свежо блестели; на каменистой почве рядом с передним колесом стояла пятилитровая пластиковая канистра дешевого «маннола». Зрелище было привычное; по правде говоря, Слободан сильно подозревал, что и ему не мешало бы проверить уровень масла в поддоне. Да только что с того? Запасной канистры-то у него все равно нет! Разве что перекупить у владельца белой «юго» остатки его «маннола»… Впрочем, имея такую течь, как у него, сам Слободан ни за что не расстался бы даже с сотней граммов моторного масла: человеколюбие – это, конечно, хорошо, а своя рубашка к телу ближе.
Он загнал машину на мизерную стоянку с беспечной ловкостью ветерана горных трасс, едва не задев крылом торчащий из-под капота белой «юго» зад водителя. Но тот даже ухом не повел, из чего следовало, что он также имеет честь быть достойным сыном сербского народа. Изо всех сил надавив на вяло реагирующую педаль тормоза, Слободан остановил свой тарахтящий драндулет в каком-нибудь сантиметре от растрескавшейся каменной стены и как следует затянул ручной тормоз. Надежнее было бы поставить машину на первую передачу, но для этого следовало заглушить мотор, а Слободан не без оснований побаивался, что снова завести его окажется непросто. Поэтому, выбравшись из машины с грязной тряпкой в руке, он первым делом подобрал на обочине подходящий по размеру камень и сунул его под заднее колесо. При том что площадка была почти ровная, можно было надеяться, что теперь машина никуда не денется.
Зайдя спереди, Драгович принялся протирать грязное ветровое стекло. Грязь уже успела подсохнуть и вытиралась легко, не размазываясь. Водитель другой машины все возился под капотом; «Привет, земляк!» – крикнул ему Слободан, и тот, не оборачиваясь, приветственно поднял в ответ перепачканную ладонь с зажатым в ней куском промасленной ветоши. Помощи он не просил, и это было хорошо. Конечно, в случае необходимости Слободан сделал бы для попавшего в беду земляка все, что было в его силах, но тогда самолет почти наверняка улетел бы без него. Если бы не это, Драгович сам предложил бы незнакомцу помощь, но в теперешней ситуации предпочел промолчать – слишком многое зависело от благополучного завершения этой поездки.
Кое-как оттерев лобовик, Слободан распахнул правую дверцу, бросил грязную тряпку на резиновый коврик и достал из сумки пластиковую полуторалитровую бутылку минеральной воды. С треском отвернув колпачок, он сделал пару глотков из горлышка, радуясь тому, что, покупая питье в дорогу, остановил свой выбор на минералке, а не на какой-нибудь пепси-коле. Хорош бы он был, пытаясь смыть грязь с ветрового стекла двумя струйками сахарного сиропа!
Он поднял капот, закурил и наклонил бутылку над горловиной пластикового бачка стеклоомывателя. Минералка, пузырясь и булькая, потекла в пустую емкость. От работающего двигателя тянуло сухим теплом. Отвесные скалы обступали крошечную стоянку со всех сторон; они были так высоки, что их верхний край даже на противоположной стороне пропасти можно было разглядеть, только запрокинув голову. Из-за этого создавалось довольно странное впечатление: казалось, что Слободан Драгович остановил свою машину не под открытым небом, а в огромном и мрачноватом помещении с очень высокими потолками, вроде гигантского и основательно запущенного готического собора.
Перелив воду в бачок, он бездумно отбросил опустевшую бутылку, и ветер покатил ее по каменистой земле стоянки. Бутылка выкатилась на дорогу, пересекла проезжую часть и чуть было не свалилась в пропасть, но застряла, упершись в пучок жесткой сухой травы, пробившейся из трещины в камне возле стальной опоры ограждения. Слободан с лязгом захлопнул капот и стрельнул окурком в сторону бутылки, но, конечно, не попал – зимний ветер сбил чересчур легкий метательный снаряд с курса, заставил его по дуге уйти в сторону и ткнуться в растрескавшийся асфальт. Окурок рассыпался снопом искр, который вытянулся по ветру, почти параллельно земле, и тут же погас.