Слепой. Приказано выжить
Шрифт:
— Да что за хрень?! — плачущим голосом воззвал к равнодушным небесам Змей. — Заговоренный он, что ли?!
Причина прозвучавшего в этом вопле отчаяния была понятна всем: клиента как корова языком слизала. Они видели пустую дорогу, стоящий на обочине «бумер», тоже пустой, запертый и, без сомнения, поставленный на сигнализацию; залитый дальним светом фар парк просматривался метров на десять вглубь, и при желании компаньоны могли разглядеть в нем каждую веточку и каждую травинку. Чего они не видели, как ни всматривались в частокол кленовых и липовых стволов, так это человека, которого твердо вознамерились лишить имущества и жизни. Он словно испарился вместе со своим смокингом, галстуком-бабочкой, дымчатыми очками и прочей амуницией.
В это мгновение Клюв впервые усомнился
Со всем этим надо было кончать, и чем скорее, тем лучше. Выйдя из машины, компаньоны заглянули в салон «БМВ», оказавшийся, как и следовало ожидать, пустым, и немного пошарили в парке по обеим сторонам дороги. Тот, кого они единодушно отнесли к разряду стопроцентных лохов, пропал без следа, будто его и не было, и о том, что этот человек не приснился Клюву и его бригаде, а в действительности совсем недавно сидел за рулем своей машины, свидетельствовало только ровное сухое тепло, которым тянуло от ее капота.
Прервав откровенно бесполезные поиски, они собрались около «Лады». Негромко тарахтя работающим на холостых оборотах движком и заливая дорогу ярким светом фар, она стояла в метре от «БМВ», который, словно и впрямь был заговорен, никак не давался компаньонам в руки. С ненавистью покосившись в его сторону, Клюв перевел взгляд на своих людей. Оба смотрели на него с одинаковым выражением ожидания. Он был их лидером; решение было за ним, и Клюв вдруг почувствовал, что лидерство впервые в жизни не доставляет ему ни малейшего удовольствия. Неожиданно возникшее желание предоставить очкастого Глеба Петровича его судьбе и незамедлительно отправиться на поиски другого, не столь везучего клиента было таким сильным, что Клюв едва не ему не поддался. Но это была бы слабость, принародное проявление которой стало бы первым шагом к утрате лидерства, а к этому Клюв не был готов.
Взяв себя в руки, Клюв приступил к распределению обязанностей. Спокойствие и уверенность в себе вернулись к нему с первыми звуками собственного голоса, в котором не было и тени овладевшей им минуту назад растерянности. План дальнейших действий родился сам собой — просто сложился из слов, которые, почти не задумываясь, одно за другим произносил Клюв: ты делаешь это, ты — это, а я — все остальное. Через тридцать секунд они с Хомяком уже сидели в машине, оставив сообразительного Змея приглядывать за добычей.
Аллея привела их к ажурным кованым воротам в высоком каменном заборе. Над забором сквозь туман расплывчатыми облаками густого мрака угадывались кроны деревьев. Начинающаяся от ворот мощеная цветными цементными плитами, ярко освещенная низкими газонными фонариками дорожка, плавно загибаясь вправо, терялась в глубине парка. Там, за деревьями, тоже горели какие-то огни, но узнать, что это за огни, не было никакой возможности: ворота были закрыты, и вышедший из сторожки при появлении «десятки» верзила в камуфляже явно не торопился их распахнуть. Широко расставив ноги в армейских ботинках и запустив большие пальцы рук за широкий офицерский ремень, он смотрел на подъехавшую машину из-под низко надвинутого козырька пятнистого кепи так, что казалось: отпусти сейчас педаль тормоза, и машина под воздействием этого тяжелого взгляда покатится назад, набирая скорость с каждым оборотом колес.
С воротных столбов на «десятку» недобро таращились камеры видеонаблюдения. Слева от ворот поблескивала надраенной медью табличка с названием расположенного тут учреждения. К некоторому удивлению компаньонов, это оказался не военный или правительственный объект повышенной секретности, а всего-навсего клуб — правда, судя по тому, как он охранялся, не для простых смертных. Другая табличка, поскромнее, сообщала, что въезд на территорию осуществляется исключительно по членским карточкам.
Членской
По дороге у него в голове сложилось что-то вроде цепочки, что связала в единое и, опять-таки, довольно странное целое закрытый элитный клуб с входом по членским картам, которые имеются далеко не у всех, и загадочное исчезновение в окрестностях упомянутого заведения их очкастого клиента, который вырядился в смокинг и лаковые туфли явно не затем, чтобы совершить прогулку по ночному парку. Похоже было на то, что Глеб Петрович тоже не располагал вожделенной картой, но, в отличие от Клюва и Хомяка, так рвался посетить клуб, что рискнул пролезть туда через какую-то дыру в заборе, в обход охраны и камер наблюдения. Это была еще одна странность в длинном ряду связанных с этим человеком непонятных явлений, но Клюв не стал на ней сосредотачиваться: одной больше, одной меньше — какая разница? У этих москвичей все не как у людей, и пойди, разберись, что и зачем они делают…
Примерно на полпути между воротами и тем местом, где остался «БМВ», он остановил машину и, выкопав из кармана мобильный телефон, набрал номер Паштета Самары. Клиент все время ускользал из рук, прямо как намыленный, и, по мнению Клюва, пришло самое время вызвать подкрепление.
Самара вник в ситуацию с полуслова. Особенной радости по поводу срочного ночного вызова он не выказал, а когда услышал название клуба, вблизи которого потерялся клиент, отчего-то совсем заскучал. Но Клюв напомнил ему о двух вещах — об авансе, который надлежало отработать, и об уголовной ответственности, которая в случае чего не обойдет и некоторых нечистых на руку сотрудников столичной ГИБДД, — и Паштет смирился с неизбежным.
— Ждите, буду через полчаса, — недовольно пробурчал он в трубку и первым прервал соединение.
Старый парк утонул в густом, плотном, как молочный кисель, сыром тумане. Свет вычурных, под старину, уличных фонарей на фигурных бронзовых столбах с трудом пробивался сквозь белесую пелену, почти столь же непроницаемую, как стелющийся по земле дым лесного пожара. Опутанные электрическими гирляндами кроны деревьев призрачно сияли в сырой ночной мгле, как затерянные в межгалактическом вакууме световые туманности. Туман гасил звуки, путал направления, менял местами стороны света; если бы не ощущение твердого сырого асфальта под ногами, в нем ничего не стоило перепутать верх с низом и, окончательно утратив ориентацию в пространстве, улететь вверх тормашками в тартарары, догонять комету Галлея или какое-нибудь другое странствующее космическое тело.
Со всех сторон доносились таинственные шорохи и множественные шлепки срывающихся с мокрых ветвей тяжелых капель. Главной причиной этих звуков, как и самого тумана, была весна — долгожданная и, тем не менее, внезапная, небывало дружная и теплая, даже жаркая. В апреле на Руси всегда найдется чему таять, но нынешняя весна, казалось, твердо вознамерилась побить все климатические рекорды. Что бы ни говорили синоптики, после свирепых снежных штормов, в конце марта заваливших пол-Европы полутораметровыми сугробами, было легче поверить в наступление нового ледникового периода и скорый конец света, чем в приход тепла. Но тепло пришло, обрушившись на заметенный снегами гигантский мегаполис внезапно, как массированный парашютный десант на тылы оккупационной армии. Обычного в средних широтах слякотного межсезонья на этот раз не случилось. Зима была застигнута врасплох, окружена и уничтожена едва ли не в одну ночь, и теперь ее бренные останки в виде почерневших, сочащихся ледяной талой водицей бугристых сугробов тихо разлагались в канавах, овражках, тенистых уголках лесопарков и прочих местах, куда редко заглядывало беспощадное солнце. Прогретая им, пропитанная влагой земля по ночам обильно потела туманом, который с заходом солнца, как по расписанию, выползал неведомо откуда, чтобы заполнить своей шевелящейся, студенистой массой каменные ущелья улиц.