Слева молот, справа серп
Шрифт:
– А-а-а… Ищут очередную стекляшку с лекарствами. Конечно! Мои деньги уже пропиты! Нужно отыскать еще какого-нибудь наивного чудака!
– Я не знаю, о какой стекляшке идет речь. Судя по поведению, вы говорите о водке, которой перебрали. И лекарства вам попить определенно стоило бы. Кажется, про милицию прозвучало отчетливо и ясно.
Шнапсте попытался умерить пыл:
– Хорошо-хорошо… давайте обойдемся без милиции. Тогда проводите меня к главному редактору.
– Виктора Матвеевича на месте, к сожалению, нет. Он находится на отдыхе.
– Тогда проводите к исполняющему обязанности.
Замещал главного редактора Иосиф Валерьевич Шиндельман –
Иосифа заметили и перевели в «молодежку». Нащупав первую ступень, он помчался по карьерной лестнице со скоростью опытного спринтера. Гордился метеорологическим псевдонимом Тимофей Февральский. Любил нахваливать стервозную жену и мудрое партийное руководство. Когда в кабинет зама ворвался Гвидо, Иосиф Валерьевич сочинял стихи к детскому утреннику припозднившегося с рождением сына Виталика. Кивнув головой, Шнапсте уверенно подошел к столу. Без разрешения схватил деревянную линейку и, медленно расстегнув ширинку, приспустил джинсы. Резко сняв трусы, Гвидо, приладил геометрический инструмент к эрегированному члену и заорал:
– Видите?! Нет, вы видите?! Он так, бл. дь, и не вырос!!! Не вырос, понимаете?! Он остался таким, как и был! Он еще и морщится, находясь в состоянии покоя! Знаете, как он морщится?! Ужасно! – Гвидо состроил отвратительную гримасу. – Он морщится, как младенец, который не хочет есть кашку. Десять сантиметров! Десять несчастных сантиметров – и никакой надежды на взлет! Деньги, здоровье, бессонные ночи – и никакого прогресса!
– Остановитесь! Остановитесь, человек! – Вечный вопрос в глазах исполняющего обязанности сменил ужас.
– Останови-и-тесь, – передразнил Гвидо. – Вы когда-нибудь привязывали к своему херу жгут? Один конец к дверной ручке, а второй к члену? Нет?! А я привязывал.
Иосиф Натанович побледнел и начал сливаться с голубоватой стеной кабинета. Под очками захлопали черные густые ресницы. Первым желанием Шиндельмана было снять телефонную трубку и набрать две цифры. 01, 02, 03 – ему было все равно. Но, пытаясь взять себя в руки, заместитель передумал – вдруг не успеет? На столе покоились предметы, способные нанести ощутимые увечья – ножик для резки бумаги, такой же гипсовый бюст Ильича, как в кабинете Марьина с Хузиным. Довершала экспозицию бронзовая фигурка партизана с автоматом ППШ. Последний состоял сплошь из острых углов, за что в редакции статуэтку нарекли «дикобразом». Иосиф Натанович старался предугадать ход дальнейших событий. Если этот внезапный псих схватит бюст или ножик, можно метнуть ему в башку застывшего в металле воина. Шнапсте застегнул «молнию». Попытка вновь приблизиться к столу была остановлена театральным жестом. Шиндельман обратил к надвигающемуся Гвидо вспотевшую ладонь:
– Остановитесь, молодой человек! Остановитесь во имя всего святого и присядьте! Одним неразумным поступком вы можете сломать себе всю жизнь. Остановитесь!
Гвидо занял место на одном из стоящих у стены стульев.
– А теперь давайте разберемся в ситуации, – решил взять на себя роль психотерапевта Шиндельман. – Только что вы показали мне половой член. Поступок, нужно сказать, более чем странный. И потрясали вы им безо всякого чувства стыда. Мне вот, допустим, и в бане как-то неудобно порой.
– Знаете, и мне тоже неудобно! В бане, в постели, на пляже. Везде неудобно. Потому как он маленький и не хочет расти. Мне даже перед самим собой неудобно, когда я захожу в туалет.
Голос Шиндельмана стал мягче:
– Ну, он же у вас не ребенок. Почему же вы думаете, что он должен расти? Вам сколько лет? Кстати, вы не представились, – сыпал вопросами Иосиф Натанович.
– Мне тридцать два года. А зовут меня Гвидо Шнапсте. Гвидо Рихардович Шнапсте. Родился в Риге, закончил 23-ю школу. Всегда и везде на хорошем счету.
– А меня зовут Иосиф Натанович Шиндельман. Или Тимофей Февральский. Это мой творческий псевдоним. И мне уже пятьдесят шесть, уважаемый Гвидо. Но вот какая закавыка. У меня он тоже не растет. Я про детородный орган. И смею заметить, не растет довольно-таки продолжительное время. А все потому, что процесс его эволюции закончился, когда мне стукнуло семнадцать. Половой член мужчины – это не волос, не ноготь и не молодой подосиновик, товарищ Шнапсте, – Шиндельмана потянуло в осенний лес. – Позволю себе задать вам вопрос. Вас давно преследует навязчивая идея о том, что ваш «друг» должен тянуться ввысь, подобно озорному весеннему стеблю?
– Какая навязчивая идея?! Какие, в жопу, стебли? – опять вспылил Гвидо. – Вы что думаете? Вы думаете, я сумасшедший, да?! Думаете, я стою на учете в клинике? Вы ничего не понимаете! Мне не помогли уколы этих прохвостов! Этих негодяев, позорящих честь комсомола. Пенис не прибавил ни на миллиметр! А деньги ушли. Растворились в пробирке с отвратительного цвета жидкостью. Я прыгал голый, жрал капусту и чеснок, не занимался любовью с женщинами и не пил. Но он так и не вырос!
– Хорошо-хорошо… Но почему вы не пошли в больницу? К тем самым негодяям, которые делали вам инъекции? Там есть старший медперсонал. Образованные, ответственные товарищи с большим опытом работы. Расскажите о проблеме врачам, и они сделают организационные выводы. Хотите, я позвоню и вызову врачей? Они быстро приедут, и вы им все объясните. И потом… Вы говорите – деньги. В нашей стране бесплатная медицина, и мы можем привлечь мздоимцев к ответу по всей строгости нашего советского закона.
– Похоже, вы ни черта не понимаете, товарищ Шиндельман. Или строите из себя наивного дурачка. А может, вы вообще заодно с этими прощелыгами? Сейчас я постараюсь все вам объяснить. Не врачам, а именно вам. Открыть глаза на то, с кем вам приходится работать.
Гвидо опустился на стул. С минуту потерев ладонями коленки, начал рассказывать. На протяжении всего повествования Шиндельман хватался за голову и сыпал междометиями.
В эти минуты Андрей и Рома с грустными лицами опорожняли массивные керамические кружки пивного бара «Zem Ozola» («Под дубом»).