Слезы в оленьих пузырях
Шрифт:
Олени у Турана — ветер.
Михайло, смотря вслед уезжающему, повторял:
— Вот-те, опять умажется. Ну и народец!
Екатерина Петровна, в слезах, кричала:
— Бегите к заведующему, догнать надо, замерзнет!
Но рожденные в холоде не боятся снегов и ветров…
Туран на ходу надел лежавшую на нартах запасную одежду и унты [6] .
В ночь, когда на звездном небе росло густое облако, а потом из него заиграли отливами лопающиеся ракеты огненных столбов северного
6
Унты — меховые сапоги.
В чумах гостю рады всегда.
Рассказывал Туран о болезни, о смерти жены и с испугом говорил об огненной бабе.
Говорили ему:
— Хорошая баба Екатерина Петровна: ребят, баб, мужиков лечит хорошо, прямо шаман!
Весело смеялись над Тураном сородичи, провожая его снова на базу.
НА БОЛЬШОЙ РЕКЕ
Деду — рыбаку
Сенька радовался весеннему теплому солнцу. Радовалась и его семья. Сеньке — сорок пятый год, но уменьшительными именами зовут русские остяков.
От солнца днем рыхлеют снега и оседают, а ночью покрываются серебристой корочкой наста.
Семейство Сеньки оставило тайгу и вышло на берег Енисея.
Зимой — охота, летом — рыбная ловля, — так проходит Сенькина жизнь.
В первый же день прихода на реку Сенька выдолбил прорубь.
Дрожа от удовольствия всем телом, съел первых трепещущих рыбок. В этот день все были сыты. Сон сытых приятен и сладок.
Разъело солнце на взбухшем синем Енисее черные жилы ручьев.
Сенька, как и все рыбаки, не спал в эти тревожные ночи, у зажженного костра, с трубкой, караулил Енисей. Только те люди рыбацкого племени знают эту тревогу, кто через лед чует рыбные запахи.
В реве, грохоте, крутя ледяные столбы, тронулся Енисей.
Семья Сеньки с имуществом погрузилась в летний свой дом — лодку.
За последними льдинами плыл остяцкий дом.
Испенился лед, ветры угнали пену в океан, а Сенька остался рыбачить на песках.
Низовья Енисея — рыбные места.
Ладно рыбачил Сенька: шла рыба в пущальни [7] , попадала на самоловы.
Первым из океана плывет осетр, потом чир, моксун, густо прет селедка, последним заходит жирный омуль.
7
Пущальня — простая сеть, наиболее распространенная среди рыбаков Енисея.
В Енисейскую губу за рыбой идет прожорливая белуха.
Богатый улов серебрится в сетях. За полярным кругом летом ночи светлы, как дни. В рыбный ход не спят рыбаки, днем и ночью рыбацкие лодки качаются на енисейской зыби. Из глубоких низовьев идет рыба вверх, на мели, в бесчисленные протоки, озера, водяные болота, метать икру.
Сороки, язи и ельцы, попавшиеся в лесных озерах, пробираются на зимние стоянки, плескаясь на боку. Их караулят вороны, чайки, орлы, а иногда хищные звери: выдры, норки, и не брезгует рыбой хозяин тайги — медведь.
Каждый день Сенькина семья ела рыбу, аппетитно слизывая холодную рыбью кровь. Все начали добреть и полнеть.
Сенькина „ветка“ — легкая лодка, сделанная из береста, — быстро скользила каждый день по Енисею. Но с океана часто идут ветровые штормы.
Сегодня запоздавшего Сеньку захватил ветер на середине реки. Ветка, зарываясь в волновые гребни, пляшет и становится то на нос, то на корму. Скалятся гребни волн, хотят проглотить Сеньку в лодке.
Но крепки швы у ветки, затянутые оленьими жилами, залитые серой, и Сенька на волнах так же смело скользит, как на лыжах с горы.
Платок, которым завязаны волосы, сбился за шею; закатанные в черный войлок волосы влажны и дымятся паром; капли пота, размазывая грязь, стекают по лицу. Сердитые зеленые брызги освежают лицо.
У Сеньки проносится мысль о водяном боге.
Много небес, где живут боги. На первом небе — озера, на втором — лайды (равнины), третье небо состоит из небольших, но сплошных сопок; на них висят, подобно мху, небольшие ледяные сосульки; на четвертом есть большое озеро, из которого вытекает река Енисей.
От брызг накапливается в лодке вода.
Сенька, приподнимаясь, смотрит вдаль. Широк Енисей в низовьях, на десятки километров идут штормовые волны.
Вдали у островов острый Сенькин глаз заметил дым, много дыма, целое облако летит в левый берег тундры.
Бывают в низовьях один-два парохода в лето: первый весной привозит рыбаков, а второй осенью забирает рыбу и рыбаков.
Тревожит дым Сенькино сердце: „Видно, водяной бог зажег Енисей“…
Показались пароходные трубы.
Не видал Сенька таких черных, больших, высоких пароходов.
Гудки густые, хриплые, — эхо далеко несется в тайгу.
Не знал Сенька, что через океанские штормы, карские воды, полярные ветры из Лондона, Гамбурга, Ливерпуля пришли на большую реку морские пароходы за лесными богатствами.
Близко пароходы, скоро поравняются с Сенькиной скорлупкой. От пароходов идет вал. Ветка, как маленькая щепочка, треплется в круговых волнах.
Брызжет пена в Сенькино лицо.
С капитанского мостика первого парохода заметили лодку.
Человек тонет…
Неслись сигнальные гудки, частые и тревожные.
С борта спустили моторную лодку.
У Сеньки мокнут ноги; он смотрит между колен на дно своей лодки: „Надо вылить воду“.
Выбрав спокойный вал, Сенька выпрыгнул из лодки; на руках приподнимая легкую ветку, вылил воду, а потом, положив весло поперек, вскочил обратно в лодку.
У спокойного, обычно ленивого Сеньки в лесу, в погоне за зверем, на реке рождаются энергия и сила.
Вылить воду на середине реки из берестяной лодки — обычный прием Сеньки.