Слишком близко
Шрифт:
«Если мне сейчас уже плохо, то что буду делать после… После коитуса?»— пронеслась в голове паническая мысль. Представить противно. Как и думать о самом процессе.
Глубоко вдохнула-выдохнула.
«Спокойно Вера, спокойно. Надо взвесить все за и против. Поговорить со старшим Келером. В конце концов, что я потеряю, если пойду на конфронтацию с младшим?
Вытащив из сумки блокнот, раскрыла и разделила чистую страницу на две части. Слева поставила «минус» и перечислила отрицательные итоги: потеря работы, потеря репутации, потеря маминой
Плюсы: мое тело останется моим.
Да, дороговато выходит свобода личной неприкосновенности и сохранение гордости. Вздохнула, оторвалась от блокнота, и взгляд случайно зацепился за какую-то размалеванную девчонку, голосовавшую у дороги. Она выглядела как настоящая проститутка. Нет, она выглядела так, как я себя сейчас чувствовала.
Только я никогда не хотела ею быть. Никогда не мечтала дороже продаться. Не стремилась к богатству и роскоши. А теперь жизнь вывернула так, что прикладывает фейсом об асфальт.
Не хочу! В душе все против этого варианта. Да и злость подстегнула. И я принялась рассматривать другие варианты.
Конечно, других собственно и нет. Разве что, если я не могу не «дать», то стоит ввести свои правила. Пусть Максим знает: получить мое тело — не значит покорить меня и подавить. Не стоит ему рассчитывать на предварительные ласки — это раз. А если все-таки захочет меня приласкать, не позволю.
Как там говорится? Смотреть в потолок и думать об Англии? Об Англии мне думать не хочется, но я вполне могу поразмыслить о фармакологии. Вряд ли Максим Викторович запредельно виртуозный любовник. Он хочет получить безэмоциональную куклу? Он ее получит.
Когда такси остановилось, я выглянула из машины, чтобы нас пропустила охрана. Еще минут через десять, мы были у ворот особняка Келера-старшего. Я расплатилась корпоративной картой и вышла.
— Вера, ты такая бледная, — Анна Дмитриевна увлеченно размещала в холле огромный букет роз, но меня сразу же заметила. — Не приболела?
— Нет. Попался не лучший водитель, — через силу заставила себя улыбнуться. — От лихой езды мне всегда плохо.
— У меня есть таблетка от тошноты. Сейчас дам! Погоди минутку!
Наблюдая, как она суетится, чтобы помощь мне, в голову пришла дурацкая мысль: вот эта милая, добрая женщина родила того мудака, который теперь портит мне жизнь. Тряхнув головой, я тут же откинула эту глупость в сторону и крикнула:
— Анна Дмитриевна, не надо искать. Я обойдусь! Да и ждут меня!
Но от нее так просто не уйдешь. Она все же заставила меня запить таблетку и только потом отпустила, тем более что в холл вышел Виктор Михайлович.
— Вера, ты привезла документы? — его голос четкий, строгий, и даже дражайшая супруга знала, что сейчас лучше Виктюше не мешать.
— Да, все здесь, — я взмахнула своей неизменной папкой. Сегодня внутри нее была обертка от шоколадки и пара крошек, но главное — правильно подать.
— Идем в кабинет.
Виктор
Внутри кабинета сразу же набулькал нам по пятьдесят грамм коньяка и, махом выпив, приказал:
— Рассказывай.
Легко сказать «рассказывай», особенно когда говорить больно.
— Меня Ленка подставила, — произнесла я не своим, плаксивым голосом и криво улыбнулась, чтобы сдержать слезы. Коньяк все еще грелся в моих ладонях. — Она сливала кому-то информацию, а когда ее поймали… сказала, что… что это я ее подослала.
— Пей, — выдохнул Виктор Михайлович и под его тяжелым взглядом мое горло обожгла огненная жидкость.
— Он считает, что я с вами сплю, — продолжила я. — Теперь будет под меня копать, желая выйти на заказчика. Ну и заодно потребовал, чтобы я сообщила вам о нашем расставании.
— Ой, дурак! — покачал головой Келер-старший. И в этот миг особенно бросилась в глаза их внешняя похожесть с сыном. — Что еще?
Еще? Я не могла сказать Виктору Михайловичу, что его сын принуждает меня к интиму. Не могла, потому что это так стыдно, так унизительно, гадко. И страшно, что если Келер-старший сочтет это приемлемым. А хуже, если подумает, что я сама этого желала?
— А еще где-то среди вашего персонала — крот. У Максима Викторовича есть фотографии, где мы с вами что-то обсуждаем или просто сидим близко. Ракурс очень удачно подобран — я точно помню, что мы с вами сидели на расстоянии, а снято так, как будто я к вам прижимаюсь. В те дни не было гостей. Значит, снял кто-то здесь, в доме.
— Разберусь, — Келер скрипнул зубами. — Вот же выросло… — Сжал кулаки. — Что-то еще было?
Признание рвалось из меня, но я, сцепив зубы, покачала головой.
— О чем умалчиваешь? — старший Келер уставился на меня своим давящим, пронизывающим взглядом.
— Только что предала меня младшая сестра, — тихо призналась. — Мне еще предстоит позвонить маме и как-то объяснить, что прежние отношения с сестрой не возможны.
— Ладно, иди, — сжалился Виктор Михайлович. — Если совсем туго будет, позвони моему врачу, начальнице своей. Она проконсультирует тебя и выпишет успокоина. А то вы, дамы, вроде, умные, но порой истерички истеричками.
— Спасибо! — прошептала я и выскользнула из кабинета.
Покинув шефа, я заперлась в своей комнате и вытащила телефон. Но сразу позвонить не решилась — метнулась в душ, чтобы успокоиться и прийти в себя.
Вроде бы помогло. И когда в трубке раздались гудки, я была готова беседовать. Только мама трубку не взяла трубку. Оставив звонилку на постели, снова ушла в душ. Прохладные капли успокаивали, смывали грязь, и я с удовольствием отмылась до скрипа, до раздраженно-красной кожи.
Когда посмотрела на дисплей — увидела с десяток пропущенных звонков. Нажала на дозвон и мысленно готовилась к рассказу, но мамины слова ошарашили: