Слишком большое сходство
Шрифт:
– Надо же, – озадаченно проговорил Зайцев. – Никогда бы не подумал.
– Я заметил, что у тебя вообще с думаньем не все в порядке.
– Неужели я произвожу впечатление дурака?
Нет! – вскочил Ксенофонтов. – Но в том-то и дело, старик, что дураки часто выглядят неимоверно умными людьми. И знаешь почему? Они много думают. Они постоянно над чем-нибудь думают. Даже над тем, над чем вообще думать вредно. И постепенно от этой страшной умственной работы их лица приобретают выражение серьезное и значительное. А у людей умных часто выражение бывает совершенно дурацким, поскольку думать им нет никакой надобности, им и так все ясно. Вот ты интересуешься, какое
– Мне бы твои заботы, – вздохнул Зайцев.
– Опять кого-то посадил?
– Посадить не посадил, но руку приложил.
– За что же ты его?
– Понимаешь, пришел человек к выводу, что он гораздо лучше других, что ему больше позволено, больше причитается…
– Это, наверно, плохой вывод?
– Сам по себе вывод можно бы и простить, но то, как он взялся его доказывать…
– Понятно. Старик, вот тебе газета, завтрашняя, между прочим. Читай. Вообще надо чаще читать завтрашние газеты, а ты все небось вчерашними балуешься… Нехорошо. Сядь и затихни, мне еще нужно целую полосу вычитать.
Зайцев послушно углубился в газету, а Ксенофонтов выбегал куда-то, шелестя серыми газетными листами, что-то вычеркивал, куда-то звонил, снова возвращался и наконец, опустошенный, упал в кресло.
– Все, старик, – сказал он. – Машина заработала. Благодарный читатель даже не знает, каково нам выпускать газету, которую он частенько пробежит глазами по заголовкам, по картинкам…
– Я насчет кольца, – сказал Зайцев.
– Что, опять пропало?
– Как ты его нашел?
А, понимаю! По дороге постараюсь растолковать, хотя не уверен, что ты поймешь. Это, старик, тонкая вещь, психология называется, наука такая. Не слыхал? Напрасно. Она изучает внутреннее состояние человека, его чувства, мысли, ощущения, ты, может быть, не поверишь – даже предчувствия.
На улице была уже ночь, прохожие исчезли с проспекта, и только парочки еще маячили кое-где среди заснеженных деревьев. Фонари казались ярче обычного, воздух был свежим и холодным.
– Прекрасная погода, не правда ли? – спросил Ксенофонтов.
– Согласен целиком и полностью, – ответствовал Зайцев. – Но я это… Насчет кольца.
– Хорошо. Слушай, прежде всего надо ясно осознать, что мы живем в мире дешевых, бездарных вещей. У тебя есть ручка? Дай мне ее… Вот видишь… Грязно-серая пластмасса, треснувший колпачок, подтекающая паста, обломленный рожок… Цена ей тридцать копеек, верно? И это инструмент профессионала? Не обижайся, у меня такая же. Я попрошу у тебя блокнот, галстук, перчатки, прости меня, трусики… И все это, Зайцев, окажется паршиво сделанным из плохого материала, пьяными халтурщиками. Наши души рвутся к чему-то прекрасному, как лебедь рвется в облака… Но нам не суждено окунуться в мир прекрасных вещей.
– Никогда?
Не суждено, Зайцев. Одни это переносят мужественно, с пониманием законов общественного и производственного развития, другие теряют самообладание и посвящают жизнь тому, чтобы устранить эту несправедливость. Самые нетерпеливые попадают в твой кабинет, становятся твоими клиентами. Если хочешь, могу назвать их пациентами, но пациенты иногда выздоравливают, а ты своих не излечиваешь, нет, ты тычешь их мордой в грязь из поступков, но морда от этого не становится чище…
– Я насчет кольца, – напомнил Зайцев.
– И я о том же! Когда мы на своем жизненном пути встречаем добротную, красивую вещь, мы теряем самообладание, даже если по простоте и невежеству не понимаем, в чем ее достоинство. Мы готовы отвалить месячную зарплату за брезентовые штаны, если они прилично сделаны.
– Это ты о себе?
– О себе, о тебе, о похитителе бриллианта. Кольцо Рая получила в подарок. Никогда раньше у нее не было столь дорогого, прекрасного кольца, поэтому похищение не могло быть продуманным, заранее подготовленным. Увидел, сунул в карман, вот и весь разговор. Похищение было случайным. Я бы назвал его сорочьим. Влетела сорока в форточку, увидела блестящую вещь, хвать и назад. Похититель скучал в ожидании застолья и беспорядочно хватался за различные предметы – книги, статуэтки, картинки… Попалась и коробочка. Открыл – кольцо. Не совладал с собой, сунул его в карман, отошел к другому шкафу. Вопросы есть?
– Нет, пока все железно. Но почему ты решил, что похититель обязательно мужчина? Сорочьи привычки присущи и женщинам.
– Женщины помогали Рае готовить стол. Они не маялись в ожидании. А мужчин Рая сразу выпроваживала в эту комнату, чтобы не видели таинства приготовления пищи.
– Да, возможно, ты прав…
– Я прав, без всяких оговорок, потому что кольцо уже две недели лежит в коробочке, там, где ему положено лежать. Мужчин на торжестве было пятеро. Мы с тобой и те трое. Себя я сразу исключил из числа похитителей. Мне ли не знать – брал я кольцо или нет… Тебя тоже исключил.
– Интересно, почему?
– Если бы кольцо взял ты, то не осмелился бы звонить мне и приглашать заняться этим делом. Остаются трое – Сваричевский, Лошкарев и Цыпин. Пока ты утешал красивую девушку Раю тем, что поглощал ее кофе, кстати, кофе она делает неважно, но я на нее не обижаюсь, может быть, другое у нее получается лучше.
– Ты пошляк, Ксенофонтов.
– Нет, пошляк ты, Зайцев! Я подумал, что, возможно, она умеет чай заваривать, а ты подумал черт знает что. Ладно, замнем, не буду упрекать тебя в безнравственности, это сделает Рая, если сочтет нужным. Так вот, пока ты утешал ее, я позвонил всем троим и пригласил их. Я сказал им, что пропало колечко, очень ценное для Раи колечко, что она вся в слезах и собирается даже обратиться к следователю, чтобы он по отпечаткам пальцев нашел злодея.
– Дальше, дальше! – нетерпеливо сказал Зайцев.
– Торопишься? Напрасно. Только что я сказал самое главное в моем замысле. Торопимся, торопимся, и некогда нам даже послушать заветного друга…
– А что ты сказал? Что Рая плачет? Подумаешь…
– Я сказал им, что на стекле книжного шкафа остались отпечатки пальцев похитителя бриллианта.
– Там все было захватано пальцами гостей!
– Это знаешь ты, но он-то не знает. Забываешь, Зайцев, самое важное и помнишь какие-то пустяки. Самым важным является то, что похититель полез в книжный шкаф, в эту уродливую коробочку без какой-то цели, не знал о существовании кольца и потому не предпринял никаких мер, чтобы не оставить следов. Понимаешь? Мои слова об отпечатках пальцев его встревожили. Он понял, что у него нет времени, что нужно торопиться, пока не приехал следователь.
– Они все приехали, – заметил Зайцев.
– Правильно. И похититель в том числе. Он оказался в сложном положении – признаваться поздно. Просто вернуть кольцо, подбросить, уже не мог…
– Что же ему остается?
Ему остается попытка обесценить отпечатки. Заметь, мы говорим не о реальных отпечатках, а о тех, которые после моего звонка возникли в его взбудораженном мозгу. Он-то считает, что и на коробочке, и на стекле действительно остались его следы. Вечером, во время всеобщего ликования, у него не было возможности их убрать, не мог же он на глазах у всех протирать стекло, коробочку, полку… Смешно.