Сломанная красота
Шрифт:
Блейк расстёгивает молнию на её джинсах, и она выскальзывает из них, покачивая бедрами.
– Я действительно должна идти, – говорит она, с гораздо меньшей уверенностью, задыхаясь еще сильнее.
– Я знаю. Просто прощаюсь.
– Это так сейчас называется?
Её смех прерывается, когда Блейк начинает скользить двумя пальцами между её ног, проверяя, и Эрин знает, он почувствует, что она мокрая и готовая.
Там всё немного опухшее и чувствительное, еще не восстановилось после бурного секса, который был прошлой ночью. Не так как сейчас. Сейчас всё медленно и лениво, но почему-то остро необходимо. И почему-то все ощущается намного лучше, когда
Только немного прелюдии на этот раз. Пальцами, он потирает и проверяет Эрин. А затем Блейк прижимает свой член к её входу. Девушка обворачивает свои ноги вокруг него, и он проскальзывает внутрь. Эрин держится руками за его шею, а сильные руки поддерживают её снизу. Насаженная на член, она начинает извиваться от желания, умоляя его двигаться.
Боже, ей нужно чувствовать Блейка внутри себя, но она полностью в его власти. А иногда он может быть настоящим засранцем. Ужасным любителем подразнить. Мужчина покусывает её шею, как будто они собираются целоваться вместо того, чтобы заняться сексом. Эрин нуждается в нём так сильно, что напрягается, сжимая его член внутри себя. Блейк рычит и толкается в неё глубоко и сильно, а она задыхается от неожиданности и небольшой боли.
– Прости, – шепчет он, и в отличие от ранее сказанного, она слышит настоящее раскаяние в его голосе.
– Ещё. Так же.
– Я сделаю тебе больно.
Да, и этого она тоже хочет.
– Трахни меня, Блейк.
Мужчина дрожит удерживая девушку на руках. Ему всегда нравится, когда Эрин говорит грязными словечками.
Девушка сжимает свои бедра, это единственное движение, которое она может сделать.
– Трахни меня, как будто больше никогда не сможешь этого сделать.
Его тёмные глаза загораются. Медленно и мучительно, он выскальзывает наружу и входит в неё по самое основание. Они оба стонут от полного и тесного контакта. Наполнена его членом, насажена на его тело и всё ещё жаждет большего. Этого никогда не будет достаточно.
Эрин шепчет в его ухо:
– Трахни меня, как будто злишься на меня.
С болезненным стоном, Блейк отпускает себя. Он сильно толкает Эрин к стене и таранит её. Тело девушки всё ещё прижимается к нему, а ее рот открывается в тихом крике от болезненного удовольствия. Член двигается в ней, вторгаясь в неё, причиняя боль, и, о Боже, она не хочет, чтобы это заканчивалось. Никогда не хочет чувствовать себя пустой, никчёмной и нежеланной снова. Это желание и жажда. Это всепоглощающе.
Щупальца экстаза пробиваются сквозь её бурное состояние, подводя к оргазму, до тех пор, пока девушка не начинает всхлипывать, остро нуждаясь в том, чтобы кончить, пока не начинает повторять его имя. Блейк, трахни меня, трахни меня. Трахни меня, Блейк. Это песнь, молитва, но мужчина слишком далёк, чтобы услышать её, он слишком высоко вознёсся над ней, чтобы ответить.
Блейк замирает, сдерживая крик и изливая своё семя внутри неё. Подергивание его члена внутри её опухших губок подталкивает Эрин к оргазму. Она впускает в себя его поток и задыхается стоном, сжимаясь вокруг него, вызывая у мужчины поражённый стон. Они держат друг друга, их чувствительная плоть пульсирует в едином ритме, а дыхание мужчины касается плеча девушки.
– Боже, Эрин, – он немного склоняется над ней, всё ещё двигаясь в ленивом ритме. – Ты убила меня этим. Ты всю душу у меня вынула.
Её смех выходит хриплым.
– Это потому, что ты должен был ещё спать.
– Так пойдем в постель.
– Мне нужно идти в книжный магазин.
– Не напоминай мне.
Он мягко опускает её на пол.
– Это будет потрясающе, обещаю. Осталось ещё немного времени для того, чтобы попрактиковать твою лекцию на мне.
– Тебе будет скучно, когда я начну болтать о Тиберие Гракхе.
Он работает над этим. Тиберий Гракх был умным и прогрессивным лидером, по крайней мере, так сказал Блейк, и это было очень удручающе, что тот был жестоко убит за это. Но злость Блейка, похоже, не слабела даже от того факта, что это произошло во втором веке до нашей эры.
– Я совсем не против, когда ты говоришь об этом, – она краснеет, вспоминая то, как он перевёл ей несколько грязных ругательств с латинского. – Особенно если ты читаешь мне из "Эпиграмм Мартиала".
Он фыркает.
– Я должен признать, что истории США не хватает определенной страсти по сравнению с Римом.
– Ну, давай, позволь мне выслушать твою лекцию.
– Ни за что. Я могу выставить себя дураком перед толпой незнакомцев. Но я не обязан этого делать перед своей девушкой.
Эрин ничего не может с собой поделать. Усмехается, неожиданно и широко.
Блейк наклоняет голову на бок.
– Что такое? Утреннее дыхание? Надо было мне сказать.
Она закатывает глаза.
– Нет, ты назвал меня своей девушкой.
– Как ещё я должен тебя называть?
– Хм-м. Своей подружкой, с которой ты трахаешься?
Он хмурится.
– Своей любовницей.
– Своей горничной.
Его руки смыкаются вокруг нее. Блейк прислоняется своим лбом к её.
– Своим всем.
Она счастливо вздыхает. Может быть, всё будет в порядке.
***
Блейк прислоняется к дверной раме и наблюдает за тем, как красные задние фары сворачивают на главную дорогу. Это к лучшему, что она уезжает. Ему о многом нужно позаботиться, и будет слишком соблазнительно потеряться в её теле, пока Эрин рядом. Девушка помогла ему вытащить себя из ямы, которую он сам себе вырыл, и он благодарен. Но Блейк не может продолжать использовать её как опору. Он уже чувствует, как в нём пробуждается надежда, словно дуновение весеннего ветра. Блейк ловит себя на том, что придумывает, куда отвезти её, строит планы на путешествие между своими семестрами в университете. Между семестрами, во множественном числе. Будто он собирается остаться, когда поклялся, что это только временно.
Всё это нормально и хорошо, но прежде чем он сможет двигаться дальше, ему нужно оглянуться назад. Справиться, наконец, с тем, с чем было слишком сложно справиться при первом возвращении домой.
Дорога до больницы занимает тридцать минут, во время которой он настраивает себя. И всё равно, когда открываются автоматические двери, запах химии и лекарств обрушивается как физический удар. Мужчина сжимает зубы и ступает внутрь. Приглушённый разговор между медсёстрами, флуоресцентное освещение, нейтральные лилово-бежевые стены – всё это слишком чертовски знакомо. На его теле выступает холодный пот, он заново чувствует жгучую боль своих ожогов. Месяцы он лежал в этой кровати. Блейк помнит, как хрипло кричал, чтобы они не трогали его, чтобы просто дали ему больше обезболивающих и убирались к чёрту. Они не слушали, тыкали в него и кололи.