Сломанная роза
Шрифт:
Алина боролась с искушением припасть к его широкой груди.
— Джеанна хочет присутствовать на суде.
— Пусть хочет.
Алина резко вскинула голову и вперила в Рауля негодующий взгляд.
— Она не дурочка! Она не открыла, почему именно ей нужно прийти в суд, но наверняка это важно. Поверьте, это не пустая прихоть.
Он поднял ее и посадил на шаткий дощатый стол: так она могла прямо смотреть ему в глаза.
— Алина, ее держат взаперти по приказу короля. Если она сбежит, нарушая его приказ, едва ли это расположит к ней суд и короля. Как и
Рауль подошел совсем близко и занял позицию между ее ног, но, поскольку сам он этого не замечал, Алина решила следовать его примеру.
— Знаю, — пробормотала она, проглотив слюну, — и меня это тоже беспокоит. Но Джеанна так настаивала… Мы скажем Галерану или нет? — И, не в силах сохранять безразличие, отодвинулась, отчего стол заходил ходуном.
Рауль положил руку ей на бедро.
— Тише, тише. Мне кажется, разумно будет сказать Галерану.
— Но она этого не хотела.
Почему она должна обращать внимание на то, что его руки лежат на ее бедрах? Ничего неприличного в этом нет…
Но тела их точно стремились прижаться еще теснее друг к другу, и даже одежда не была помехой. Рауль, казалось, вовсе не замечал этого. Он был полностью погружен в раздумья о Джеанне и Галеране.
Как и следовало.
Как следовало и ей…
— Готов поклясться моим мечом, — задумчиво промолвил он, и пальцы его чуть шевельнулись на бедрах Алины, отчего ей снова захотелось отодвинуться, — леди Джеанна, сдается мне, любит своего мужа столь же сильно, как и он ее. Прав ли я?
Попросить его убрать руки? Но тогда он поймет, как действует на нее малейшее движение его руки…
— Разумеется, вы правы.
— Так отчего же она не хочет, чтобы он знал о ее намерениях? — нахмурился Рауль.
— Верно, оттого, что он попытался бы остановить ее. Алина поняла: началось новое сражение, а потому — знал он или не знал, что шевельнул рукою, — ни в коем случае нельзя показать, в какое смятение привело его прикосновение.
— Значит, ее цель — предотвратить его встречу с Лоуиком в поединке чести, — кивнул он. — В точности так же, как он сам пытается отвести от нее всеобщее внимание, дабы не она была главной фигурой в деле о Донате и, возможно, не понесла бы кары за свершенный грех. Ах, любовь, — заметил он, неловко усмехнувшись, — куда заводит она даже умных людей!
Алина могла лишь молча радоваться, что Рауль не догадывается, как заводят его прикосновения, улыбка, само его присутствие.
— Какое счастье, что мы с вами свободны от этой напасти и можем мыслить ясно, — заявила она, увы, слишком громко.
Рауль приложил палец к ее губам, призывая к тишине. Но он смеялся! Над нею? По крайней мере, одну руку он убрал.
Она едва поборола желание укусить его за палец, и, когда он отвел руку от ее лица, лишь спросила:
— Так что же нам делать?
Рауль сразу стал серьезным.
— Во-первых, найти для вас понадежнее убежище, чем эта комната. Это нелегко при том, что творится сейчас в
Словно это ничего не значило.
— Подождите немного.
Он бесшумно вышел; Алина спрыгнула со стола, едва не опрокинув его. Как ужасно, как стыдно думать о Рауле с его шлюхами и о своей похоти, вместо того, чтобы думать о Джеанне и короле! Но, увы, она не могла совладать с собою. Можно заставить умом тревожиться о Джеанне и притязаниях Лоуика на ее дочь, но в самой глубине души все равно оставалось место, где в целом мире существовал один Рауль де Журэ, и не было ничего и никого важнее, чем он.
А он между тем и двух дней не мог удержать в узде своего норовистого коня!
Вконец расстроенная, Алина опустилась на скамью. Молодым мужчинам позволялось расточать семя на шлюх и податливых служанок. А что еще им оставалось, коли не для всех возможен был брак? Алина знала, так поступали и ее братья, но это ее ничуть не задевало. Однако от Рауля она ждала непорочности святого отшельника. Или пусть тратит семя на нее одну.
Внезапная жгучая боль охватила ее лоно, заставила вскочить на ноги, и тут вошел Рауль.
— Что случилось? — спросил он, настороженно озираясь, и выхватил нож.
— Ничего! Просто вас так долго не было…
Он убрал нож.
— Я сходил к Полу в харчевню и взял у него адрес.
И вдруг обнял ее, притянул к себе, нежно погладил по спине.
— Не бойтесь. Я никому не позволю обидеть вас.
Ты сам можешь обидеть меня, подумала Алина. Ты обидишь меня, если один уедешь на свою солнечную родину. Ты обидишь меня, если возьмешь с собою. Ты обидишь меня, если лишишь девственности. Ты обидишь меня, если оставишь девушкой…
Он чуть отстранил ее, глядя прямо в душу. Какое же у него острое зрение!..
— Вам лучше?
Алина молча кивнула. Почему жизнь такая сложная штука? Если суждено было полюбить, почему она не полюбила рассудительного, спокойного северянина?
Рауль протягивал ей что-то голубое.
— Наденьте это.
Она послушно повязала голову, чтобы не было видно волос.
— Умница. Ну, идемте.
Он вывел ее из грязной, вонючей комнаты, и они пошли по коридору к другой двери, за которой оказался задний двор, где копошились свиньи. Пробравшись через несколько таких дворов, они зашли в харчевню, а оттуда вышли на широкую улицу.
— Чипсайд, — коротко пояснил Рауль и повел ее дальше, через улицу. Потом они повернули в проулок, прошли еще немного вперед и остановились у какой-то двери. Рауль постучал.
Дверь открылась, и на пороге появилась неприветливая толстуха.
— Нам нужна комната на ночь, — сказал Рауль.
— Шесть пенсов.
Рауль дал женщине монету, и она повела их по темному коридору, затем вверх по шаткой лестнице. Этот дом показался Алине таким же тесным и обшарпанным, как и постоялый двор Пола, но здесь, по крайней мере, пахло чистотой. Комната, куда их привели, имела настоящую дверь: она держалась на стене на кожаных ремнях.