Сломанные девочки
Шрифт:
– О, – сказал отец, – про реконструкцию?
– Что? – Она резко развернулась и посмотрела на него. – Ты про это знаешь?
– Мне позвонил Норм Симпсон. Когда же это было, пару недель назад? Он решил, что я должен знать.
Фиона моргнула, отчаянно пытаясь вспомнить, откуда она знает это имя. Ее отец был знаком с таким количеством людей, что удержать их всех в памяти было невозможно.
– Мне вот никто не сказал.
– Люди очень чуткие, Фи. Вот и все. Про что будет твоя статья? – Теперь ему было интересно, и он поглядывал на нее, ставя чайник на
– Я хочу поговорить с этой Маргарет Иден. И с ее сыном Энтони. Хочу понять, какой у них план.
– Денег на этом они не заработают, – сказал Малкольм. Он повернулся, облокотился о стол и скрестил руки на груди. – Этот участок всегда был проблемным. С 2000 года городской совет три раза обсуждал, не выкупить ли его у Кристоферов, чтобы просто снести все постройки, но так ничего и не решил. А теперь время упущено.
Фиона подавила в себе волну триумфальной радости («Да! Он со мной согласен!») и потянулась к дверце холодильника.
– Я тоже так думаю. Но я никак не могу дозвониться до Энтони Идена, хотя постоянно оставляю ему сообщения, что я из «Лайвли Вермонт».
Чайник засвистел на плите, и отец налил им чай. Вид у него был задумчивый.
– Я могу сделать пару звонков, – сказал он.
– Не нужно, – автоматически ответила она. – Пап… ты не против, что я об этом пишу?
Впервые за время разговора лицо его стало жестким и пустым.
– Твоей сестры там больше нет. Это же я сказал и Норму Симпсону. Она мертва. Ты говоришь, как твоя мать – она тоже каждый день волновалась, как бы не расстроить Деб.
– Я не…
Разумеется, так оно и было, и отец со своим журналистским талантом видел всю суть происходящего. Родители Фионы развелись через два года после убийства, потому что больше не могли находиться рядом. После развода ее мать пошла работать продавщицей в супермаркет «Уолгринс», хотя у нее была докторская степень. Она говорила, что устала от научного сообщества, но Фиона сразу поняла, что дело в Деб. Ту всегда бесил интеллектуальный снобизм родителей. Слава Малкольма как фотографа и активиста смущала ее, 20-летнюю девушку, которая мечтала лишь о том, чтобы не выделяться и иметь побольше друзей, и считала, что уже знает ответы на все вопросы. Она была такой молодой, подумала Фиона. Такой ужасно молодой. Ее отношение к отцу повлияло на их мать, но Малкольм не собирался извиняться перед Деб за собственную жизнь, как бы та его ни высмеивала.
Но теперь, глядя на дом, в котором прошло ее детство, захламленный и не убиравшийся годами, Фиона задумалась, может, отец тоже испытывал чувство вины. В год перед смертью Деб в доме постоянно были ссоры. Она уже была в колледже, учеба ей не давалась, но зато она много времени проводила с друзьями и веселилась вовсю – выпивала, ходила на вечеринки и, к горькому недоумению родителей, встречалась с Тимом. Фионе в то время было 17 лет, и она наблюдала за бушующей страстью со стороны. А затем, той ноябрьской ночью, все кончилось.
Тем не менее Малкольм Шеридан оставался самим собой. Через два дня после поездки к нему Фионе позвонил помощник Идена и предложил встретиться
– Я не могу, – сказала она Джейми той ночью. Они сидели на диване в его маленькой квартирке;
Фиона прижалась к нему и думала о Деб. – Яне могу туда пойти.
– Верно, – ответил он, – не можешь.
Фиона закрыла лицо руками:
– Нет, смогу. Смогу и пойду.
– Это самая серьезная статья в твоей карьере, верно? – спросил Джейми.
У него только закончилась длинная смена, и они сидели вдвоем в тишине и полумраке, даже не включая телевизора. Фиона почувствовала, как мускулы под его кожей тихо расслабляются, как будто на работе ему приходилось держать себя в постоянном напряжении, которое он только сейчас позволил себе спустить.
– Ты что, пытаешься меня обидеть? – спросила она, хотя знала, что это не так.
– Нет, – ответил Джейми. – Но с тех пор, как мы познакомились, ты писала только про всякие бытовые мелочи.
Он замолчал в поисках правильных слов.
– Мне просто кажется, что ты способна на большее.
Фиона сглотнула. Она закончила школу журналистики – было так естественно пойти по стопам отца, да и ничего другого она делать просто не умела, – но всю жизнь работала фрилансером, вместо того чтобы сидеть в какой-нибудь редакции. Она убеждала себя, что так сможет делать что-то по-настоящему стоящее. И вот куда ее это привело.
– Что ж, вот и узнаем. Говорят, каждый день нужно преодолевать один свой страх.
Джейми фыркнул. Кажется, он не догадался, что эту фразу Фиона прочитала на сумке для йоги.
– Тогда я очень удачно выбрал профессию.
– Правда? – Фиона обожала подкалывать Джейми, чтобы понять, как далеко она может зайти. – Да уж, регулировать движение во время рождественского парада – жуткое дело.
Вместо ответа он закинул голову назад на спинку дивана и уставился в потолок.
– Ну все, тебе конец, – сказал он, не меняя выражения лица.
– Или тот раз, когда ремонтировали мост и тебе пришлось стоять там часами. – Фиона покачала головой. – Не знаю, как только ты выдерживаешь такие муки.
– Точно конец, – повторил Джейми.
– Ой, а помнишь, был снегопад, и тебе нужно было откапывать машины в кювете…
Фиона двигалась быстро, но Джейми – еще быстрее. Она попыталась вскочить, но он схватил ее за бедра и прижал к дивану:
– Бери свои слова назад.
Фиона подалась вперед и коснулась его неотразимых губ своими:
– Попробуй заставь.
Он так и сделал. И в итоге она все же взяла свои слова назад.
Фиона стояла у высоких черных ворот Айдлуайлда, прислонившись к своей машине, и смотрела на Олд-Бэрронс-Роуд. В дневном свете дорога выглядела по-другому, хотя все еще казалась стылой и одинокой. Ветер гонял по ней сухие листья. На заправке не было никакого движения, на холме было безлюдно. В небе кричали птицы, улетавшие на юг от жестокой вермонтской зимы. Фиона подняла воротник парки и растерла руки.