Сломленные
Шрифт:
— Разве взрослый мужчина не может сам обеспечить уход за собой? Как-то странно, что его отец решил лично всё распланировать.
— Для начала, это ты свела меня с Лэнгдонами. Они подошли. Плюс, Пол — инвалид. То есть, если бы он сам мог позаботиться о себе, уход ему был бы не нужен, — объясняю максимально терпеливо. Тем самым я указываю маме, насколько она ничтожна, несмотря на все благие намерения. Она не знает никого, кто вернулся бы с войны даже с куда меньшими ранениями.
Всё далеко не так.
— Ну, — говорит мама, глубоко вздохнув и перекидывая прядь моих длинных волос мне за плечо, — нам повезло, что у него будет такая красивая девушка, как ты, способная о нём позаботиться.
Я блекло улыбаюсь. Эту песню крутят все, кому не лень, весь вечер, и она уже успела мне надоесть. Не только потому, что это снисхождение к бедному парню, но и потому, что я представлялась своего рода милой святошей.
Только два человека в этом доме знали настоящую правду обо мне. И моя мама не входила в их число.
— Поскорее возвращайся, — говорит мама. — Остины сказали мне, что у них так и не появился шанс переговорить с тобой.
Наверное, потому что я избегала их. Анна-Мария Остин — сплошной источник едких сплетен, которых я избегала как чуму последние месяцы, а Джефф Остин слишком долго пялится на мою грудь.
— Я быстро, — отзываюсь, прежде чем взбежать по винтовой лестнице за воображаемым лейкопластырем. Мои ноги давно привыкли к натиранию туфлями и волдырям. Что говорит о моём желании — необходимости — провести пять минут наедине с собой. Шанс побыть вдалеке от всеобщего неуместного заискивания и разрушающего давления в груди при каждом взгляде на Итана.
Но моя спальня оказывается не таким уединённым святилищем, каким я себе его воображала. Вовсе нет.
Подпрыгнув от удивления, я понимаю, что какая-то часть меня была вовсе не удивлена его появлением здесь. Его появлением — айсберга, разрушившего всю мою жизнь. До странного нормально, что он всё ещё окружал меня, наблюдая за тем, как я опускаюсь. Теперь в этом доме три человека, знающих правду обо мне.
— Майкл, — произношу я, стараясь удержать голос спокойным. Вежливым. Ведь я всегда вежлива.
— Лив.
Майкл Сент-Клер — один из тех симпатичных, хорошо выглядящих парней, которые привлекают друзей — и девочек — как магнит. Невероятная укладка волос, сделанная в салоне, стоит столько же, сколько укладка моих, а его слегка золотистая кожа — подарок многочисленных итальянских генов со стороны матери. Сколько я себя помню, он числился одним из моих лучших друзей.
Миддлтоны, Сент-Клеры и Прайсы на протяжении долгих двадцати лет занимали твёрдые позиции на вышке общества Нью-Йорка. Наши с Майклом матери были лучшими подругами ещё в колледже, а с матерью Итана они познакомились, уже обзаведясь маленькими детьми, на программе обучения детей-богачей дошкольного возраста. После чего последовал званый обед
Наши родители, поддерживая дружеские отношения, позаботились о том, чтобы Итан, Майкл и я попали в одну подготовительную школу, но, когда настала пора колледжа, наши жизни были так тесно переплетены между собой, что при подаче заявлений в Нью-йоркский университет, мы руководствовались уже собственным выбором. Что гарантировало, что мы останемся рядом не только друг с другом, но и вблизи дома.
Что же сейчас?
Сейчас мы даже не можем находиться в одном доме.
— Что ты здесь делаешь?
Майкл откладывает фотографию, на которой изображены мы трое на лодке родителей Итана после первого курса колледжа.
— А ты как думаешь? Я пришёл, чтобы узнать, какого хрена здесь происходит.
Я движусь к туалетному столику, дабы повторно накрасить губы, что позволило мне не смотреть на него.
— Уверена, ты всё узнал из приглашения. Я собираюсь несколько месяцев побыть волонтёром.
Майкл придвигается ближе, его золотые глаза светятся и скептицизмом, и озабоченностью, будто он имеет какое-то право волноваться обо мне.
— Ты убегаешь, — говорит он низким голосом.
Стоя к нему спиной, я скрещиваю руки на груди, опираясь на туалетный столик.
— Конечно, убегаю. Разве ты не того же хочешь?
— Нет, — отвечает он жёстко и сердито. — У меня никогда не возникало желания поджать хвост и бежать куда подальше, чтобы мне ни с чем не пришлось иметь дела.
— Так вот, в чём заключается твой план, Майкл? Ты хочешь и дальше притворяться, что всё осталось по-прежнему? Даже мой отец, далеко не Мистер Наблюдательность, заподозрил, что что-то не так.
— Мы не должны это скрывать, Лив.
— Нам вообще нечего скрывать.
На его лице вспыхивает боль, и та часть меня, которая всё ещё хочет быть с этим парнем лучшими друзьями, желает обнять его и прогнать боль. Но мы больше не друзья. И последнее объятье, что мы разделили... я даже не могу окунуться туда. Не с сотней людей внизу.
— Ты должен убраться отсюда, — произношу я.
— Так вот как? Меня вышибли из круга? Я плохой парень?
Мне хочется крикнуть ему, что да, он и есть плохой парень. Хотелось обвинить его во всём. Но в глубине души я понимаю, что не могу.
— Просто я не хочу находиться с тобой в одной спальне, — говорю я сквозь стиснутые зубы. — Прошлый раз ничем хорошим для нас не закончился.
Майкл придвигается ещё ближе, наклонившись так, что его лицо оказывается в дюйме от моего.
— Да? А мне казалось, что прошлый раз прошёл действительно хорошо.