Слон и кенгуру
Шрифт:
Кстати сказать, любопытная особенность преобладавших в Беркстауне напастей состояла в том, что усугублению их немало способствовали объединенные усилия миссис О’Каллахан и Микки. Совершенно так же, как мсье и мадам Кюри совместно трудились над открытием радия, обмениваясь идеями, коими озарялись их умы, мистер и миссис О’Каллахан в своих совместных трудах прилагали все силы к тому, чтобы обратить пустяковую неразбериху в сплошную. К примеру, миссис О’Каллахан, внезапно решив побелить кухонную печь, непременно замешивала известь в одной из эмалированных посудин для сливок и оставляла ее в маслобойне. Продвинуться в одиночку дальше она не могла. Требовалось, чтобы на этом этапе появился Микки, который переливал известь в скопившиеся за неделю сливки и тратил все утро на попытки спахтать полученную смесь. Или, когда Микки вдруг надумывал перетравить крыс овсяного амбара, он — тут на него можно было положиться, —
В итоге создавалось впечатление, что О’Каллаханы расставляют друг другу ловушки.
А еще одним итогом становилось возрастание усилий, потребных для справедливого распределения вины. Вина за простые напасти перекладывалась с одних плеч на другие со скоростью мысли. Но в случае напасти сложной, созданной совместными усилиями, от обоих требовались труды более тяжкие. Миссис О’Каллахан приходилось заявлять, что сепаратор заклинило из-за Микки, который не моет бидоны, Микки же вынужден был указывать, что в поломке его повинна миссис О’Каллахан, поместившая в бидон жилет и битое стекло, и миссис О’Каллахан парировала это обвинение, говоря, что ее вины тут нету, потому как в холодной печи многого не напечешь, вот ей и пришлось спалить жилет мистера Уайта, чтобы Микки горяченького хлебца покушал, и вообще она тут рабыня — в результате сепаратор, хлеб, жилет, побелка печи, домашнее рабство, сметана, вина и все остальное создавали подобие сильно похожей на закупорку сепаратора дорожной пробки, выбраться из которой было весьма затруднительно, тем паче, что любая дорога, избираемая миссис О’Каллахан, оказывалась кольцевой.
Поскольку думать о будущем или о том, что требуется сделать на следующий год, ни один из них даже и не пытался, предпочитая размышлять о счетах, по которым следовало расплатиться два года назад, и обвинять друг дружку в беде, приключившейся с маслобойкой в 1936 году, подобное сотрудничество в создании неразберих становилось благословением для обоих. Все-таки, было о чем поразмыслить, порассуждать.
У Микки имелось личное средство защиты и составляло его слово «Хвыррк?» Если он не удосуживался заметить, что корова стельна, отчего и она, и теленок погибали при отеле; если намеренно не выполнял квоту вспашки и его ловил на этом какой-нибудь разъездной инспектор; если откладывал отправку сахарной свеклы на фабрику до поры, когда та закрывалась, направив ему кучу печатных предупреждений; если три дня подряд забывал покормить собак фермы или оставлял пятерых коров, ленясь дать им сена, помирать с голодухи, как случилось одной зимой, если летом позволял власоедам наполовину съедать его овец, кто-нибудь — как правило, мистер Уайт — начинал задавать ему вопросы. Вот тогда-то Микки и произносил: «Хвыррк?», разумея при этом: Tu quoque [23] .
23
На себя посмотри (лат.)
Глава XII
Мистер Уайт, не прерывая разговора, переменил руку, которой крутил ручку маслобойки.
— Запишите лекарства, — сказал он.
Миссис О’Каллахан вывела в своей тетрадке «Ликарство» и замерла в ожидании дальнейших указаний.
— Нужно будет взять морфий и пару зубных щипцов, и немного сульфаниламида [24] или еще чего, и аптечку первой помощи, и некоторое количество «Печеночных пилюлек Картера» — касторовое масло мы, наверное, сможем выращивать из семян, — и надо бы выяснить, что лучше всего помогает от ревматизма. Думаю, фенил хинолин и карбоновая кислота. Сколько я могу судить, вся медицинская наука и до сей поры сводится к слабительным, обезболивающим, вправлению костей и трем-четырем настоящим лекарствам наподобие инсулина. Может, мне попробовать научиться уколы делать? Лубки нам придется изготавливать самостоятельно.
24
Это, собственно говоря, стрептоцид.
Кер-ламп, кер-ламп, кер-ламп: маслобойка избавляла миссис О’Каллахан от необходимости записывать все эти страшные слова.
— Что же касается травного семени и прочего, — продолжал, резко отклоняясь от темы, мистер Уайт, — им можно наполнить, чтоб оно не рассыпалось, чайные ящики. Зерно — груз опасный, если оставить его без присмотра.
Любимым лекарством миссис О’Каллахан был аспирин. Она виновато внесла его в список — без указаний, — да заодно и «Красную Фланиль» записала.
— Странное это занятие, — заметил мистер Уайт, заглядывая в окошко маслобойки — посмотреть, не появилось ли уже масло, — решать судьбы будущего мира. Вот например, от нас зависит, окажется будущее трезвенником или нет. Если мы прихватим перегонный куб, то сможем передать нашим детям секрет обездроженной бражки. Прихватим?
— Как скажете, мистер Уайт.
— Вопрос, в сущности, академический, поскольку будущее поколение сможет получить представления о дистилляции, почитав, если ему захочется, «Энциклопедию Британика». Я не собираюсь подвергать ее цензуре. Мы можем, конечно, вырвать страницы, посвященные спиртному, взрывчатым веществам, вредным наркотическим средствам, ядам и так далее, однако эффективная цензура дело трудное, да и не уверен я в том, что она вообще морально оправдана. Что есть, то и есть. Я против запрета правды в любой ее форме, сколь бы опасной она ни была.
— Мы вот как поступим: «Энциклопедию» возьмем, а перегонный куб брать не станем. В конце концов, есть и другие, более важные вещи, которые потребуют места. Ну вот, а когда новый мир крепко встанет на ноги, будущее сможет само решить, желает ли оно соорудить перегонный куб.
— Или, скажем, взрывчатые вещества. Стоит ли брать с собой два моих ружья или не стоит? Не приходится сомневаться, что во время плавания множество птиц будет пытаться устроиться на Ковчеге и, подстреливая их, мы могли бы пополнить наш скудный рацион. С другой стороны, ружья и патроны куда более громоздки и увесисты, чем представляется многим. Патрон занимает столько же места, сколько мясо одного чирка. Кроме того, если мы не возьмем ружей, то и не сможем перестрелять друг дружку в приступе гнева. Лично мне изобретение брата Бэкона [25] глубоко неприятно, и я склоняюсь к тому, чтобы ружей не брать, пусть даже это и причинит нам мелкие неудобства. Кроме того, если нашим потомкам так уж приспичит, они найдут все для них потребное в «Энциклопедии». Давайте, по крайней мере, подадим им, насколько то нам по силам, пример гуманного поведения.
25
Мистер Уайт напутал — изобретателем пороха был не Роджер Бэкон, а его более поздний современник монах Бертольд Шварц.
— Можно еще святую воду взять.
— Да хоть бочку, если желаете, при условии, что ее можно будет пить. Мы попросим отца Бирна благословить все наши бочки.
— А Пражского Младенца взять можно?
Мистер Уайт был наидобрейшим из людей. К Пражскому Младенцу он относился почти с таким же неодобрением, какое питал к Титси, но считал, в принципе, что людям следует дозволять быть счастливыми на предпочитаемый ими манер. В конце концов, берет же он для собственного развлечения ветровые генераторы и зубные щипцы.
— Вы можете заполнить вашими личными вещами отдельный чайный ящик, миссис О’Каллахан, а Микки другой. Я говорю о вещах, которые не войдут в списки. Положите Пражского Младенца в ваш ящик. Микки, я полагаю, заполнит свой табаком, если найдет достаточно денег для его покупки. Кстати, вы уже договорились о продаже фермы с торгов?
— Ну, не так чтобы договорились.
Мгновенное, ужасное, на все пролившее новый свет подозрение полыхнуло, точно молния, в разуме мистера Уайта, заставив его перестать вращать ручку маслобойки.
— Кто проводит торги?
— Мы, вообще-то, не так чтобы…
— Вы собираетесь продать ее?
— Не думаю, что Микки хочется ее продавать, потому как он ее от Тетушки получил.
— Боже милостивый! — вскричал мистер Уайт и крутнул ручку, и замер, и крутнул еще раз, и бросил ее, — какая разница, от кого получил ее Микки? Когда ферму сметет Потоп, он ее больше уже ни от кого не получит.
— Так ведь ее же Тетушка оставила.
— Да хоть бабушка, мне все едино! Суть в том, что сейчас у нас есть ферма, которую мы можем продать, а после Потопа фермы не останется и продавать будет нечего. Нам же деньги нужны.