Словарь имен собственных. Метафизика труб (сборник)
Шрифт:
Но Плектруда вовсе не кичилась своим превосходством. Необычный статус не превратил ее в одну из тех десятилетних воображал, которые ставят себя выше законов дружбы. Она была предана Розелине всей душой и благоговела перед ней точно так же, как та перед Плектрудой.
У нее было смутное предчувствие, что она в любой миг может лишиться своей власти. Этот страх мучил ее тем сильнее, что она хорошо помнила времена, когда была в классе посмешищем.
Розелина и Плектруда «выходили замуж» множество раз, чаще всего друг за дружку, но необязательно. Иногда они выбирали
На самом деле личность супруга мало что значила. На эту роль годился любой персонаж, реальный или вымышленный, если только у него не было каких-нибудь ужасных недостатков (цепочка на запястье, писклявый голос или привычка начинать каждую фразу словами: «Видите ли…»). Цель игры состояла в другом: придумать свадебный танец, нечто вроде балета-дивертисмента, достойного Люлли [6] , с такими песнопениями, чтобы кровь застывала в жилах.
Ибо не успевали сыграть свадьбу, как наутро молодой супруг превращался в птицу или жабу, а юную супругу заточали в высокую башню и держали под строгим присмотром.
6
Жан Батист Люлли (1632–1687) – французский композитор итальянского происхождения, автор множества дивертисментов, опер и балетов.
– Почему у нас всегда все плохо кончается? – спросила однажды Розелина.
– Потому что так гораздо красивее, – уверенно ответила Плектруда.
В ту зиму маленькая танцовщица изобрела в высшей степени героическую игру: замереть под снегом и продержаться в этом состоянии как можно дольше.
– Слепить снеговика – это слишком легко, – объявила она. – Нужно превратиться в снеговика – стоять, пока тебя сплошь не облепят хлопья, или сделаться надгробным изваянием – лечь на землю и ждать, пока целиком не покроешься снегом.
Розелина взглянула на подругу с недоверчивым восхищением.
– Значит, так: ты будешь снеговиком, а я – надгробной статуей, – постановила Плектруда.
Подружка не осмелилась противоречить. И вот они обе очутились под снегом – одна лежа, другая стоя. Последней быстро надоела эта странная игра: у нее застыли ноги, и ей хотелось двигаться, а не превращаться в живой памятник; кроме того, ей стало скучно, ибо, для вящего сходства со скульптурами, говорить было запрещено.
А лежачая статуя ликовала. Она держала глаза открытыми, точно мертвец, которому еще не успели опустить веки. Когда ее тело коснулось земли, она покинула его, отрешившись и от ощущения леденящего холода, и от физического страха смерти. Осталось только лицо, обращенное к всесильным небесам.
Забыто было даже девчоночье кокетство – лежачая статуя отбросила все, что могло поколебать ее решимость и оказать сопротивление недоброй стихии.
Ее широко открытые глаза созерцали самое захватывающее зрелище в мире – смерть, разбитую на мириады белых пылинок, которые сыпались сверху, как разрозненные
Иногда ее взгляд обращался к телу, которое снег запорошил прежде лица, так как одежда не пропускала наружу тепло. Затем глаза вновь поднимались к облакам; щеки мало-помалу остывали, вскоре снежный покров лег на них тонкой вуалью, и статуя сдержала улыбку, чтобы не повредить элегантности белого флера.
Мириады снежинок падали с неба, и крошечная лежащая фигурка стала почти неразличимым холмиком в белой пустыне сада.
Единственная уловка состояла в мигании, пусть и непроизвольном. Однако глаза были по-прежнему обращены вверх и еще могли следить за медленным, неотвратимым падением хлопьев.
Воздух пробивался сквозь ледяной панцирь, избавляя статую от удушья. Ее захватывало потрясающее, сверхчеловеческое упоение борьбой с кем-то неизвестным – с неведомым ангелом, со снегом, с самою собой? – и удивительный покой, настолько глубока была ее решимость принять свою судьбу.
Зато у снеговика дела шли совсем худо. Рассеянная и мало убежденная в необходимости подобных экспериментов, Розелина никак не могла сохранять неподвижность. К тому же вертикальная поза плохо способствовала превращению в снежную скульптуру и покорности судьбе.
Она глядела на изваяние, растерянно соображая, что же ей делать. Зная упрямство своей подруги, она понимала, что Плектруда никогда не простит ей, если она осмелится ее спасти.
И хотя говорить было запрещено, она все же рискнула нарушить приказ:
– Плектруда, ты меня слышишь?
Ответа не было.
Это могло означать, что статуя, рассерженная непослушанием снеговика, решила наказать его молчанием. Такая реакция была вполне в ее духе.
Но могло означать и кое-что совсем другое.
Розелину обуревали противоречивые чувства.
Снежный покров стал таким плотным, что уже не исчезал при мигании. Мало-помалу белые хлопья заполнили впадины глазниц.
Сначала дневной свет кое-как проникал сквозь морозное белое кружево, и статуя любовалась алмазным куполом, сверкавшим в нескольких миллиметрах от ее зрачков.
Но вскоре этот саван сделался непроницаемым, и живое надгробие очутилось в полном мраке. Правда, и во мраке таилось волшебство: казалось невероятным, что под ослепительной белизной может царить кромешная тьма.
Постепенно пелена становилась все плотнее.
Статуя почувствовала, что воздух не доходит до нее. Она решила встать, чтобы освободиться из плена, однако снег уже заледенел, образовав твердый кокон, точно соответствующий форме тела, и стало ясно, что скоро эта холодная тюрьма превратится в гроб.
Но пока изваяние было еще живо, оно повело себя как живое существо, а именно – закричало. Отчаянный вопль был приглушен толстым слоем снега, и из-под белого холмика донесся еле слышный стон.
В конце концов Розелина услышала его, бросилась к подруге и вырыла ее из снежной могилы, разбросав голыми руками смерзшиеся комья. Показалось лицо, отливающее синевой, – прекрасное загробное видение.
Ожившая статуя в экстазе воскликнула:
– Было так здорово!
– Почему ты не вставала? Ты же могла умереть!