Словарь имен собственных
Шрифт:
А лицо было приветливым и невозмутимым, с классически правильными чертами. Благородный шрам только подчеркивал его красоту. Плектруда в немом восторге упивалась охватившими ее чувствами.
– А ты разве не подойдешь познакомиться с новеньким, как все? – спросила Розелина.
Танцовщица поняла, что рискует вызвать насмешки одноклассников. Собрав все свое мужество, она сделала глубокий вдох и с принужденной улыбкой направилась к мальчику.
На ее беду, он в эту минуту разговаривал с мерзким парнем, второгодником по имени Дидье, который крутился возле Матье
– Здравствуй, Матье, – пробормотала она. – Меня зовут Плектруда.
– Здравствуй, – ответил он вежливо, но сдержанно.
Обычно в таких случаях девочка добавляла к приветствию традиционную стразу: «Добро пожаловать в наш класс!» или: «Надеюсь, тебе у нас понравится». Но тут она не смогла вымолвить ни слова. Круто повернувшись, она пошла на свое место.
– Странное имя, а девочка хорошенькая, – заметил Матье Саладен.
– Да брось ты! – усмехнулся Дидье с видом пресыщенного знатока. – Если хочешь девчонку, не связывайся с младенцами. Вон, глянь лучше на Мюрнэль, – я ее прозвал «буферастая».
– Да, в самом деле, – признал новичок.
– Хочешь, познакомлю?
И, не ожидая ответа, он взял мальчика за плечо и подвел к девице с выдающимся бюстом. Танцовщица не слышала, о чем они говорили. Но ей почему-то стало нестерпимо горько.
В ту ночь, что последовала за их встречей, Плектруда приняла следующее решение: «Он создан для меня. Он мой. Он еще не знает об этом, но принадлежит мне. Клянусь, что Матье Саладен будет моим. И неважно когда – через месяц или через двадцать лет. Я дала себе клятву и сдержу ее!»
И она повторяла эти слова долгими часами как заклинание, с твердой уверенностью, которая не скоро посетит ее снова.
Однако на следующий день ей пришлось смириться с очевидностью: новенький не удостоил ее ни единым взглядом. Тщетно она устремляла на него свои великолепные глаза – он ничего не замечал.
«Не будь у него рубца, он был бы всего лишь красив. Но с этим шрамом он просто великолепен», – твердила она себе.
Плектруда и не подозревала, что ее влечение к этой боевой отметине далеко не случайно. Она считала себя родной дочерью Клеманс и Дени, и подлинные обстоятельства ее рождения были ей неизвестны. Не знала она и о чудовищной драме, разыгравшейся при ее появлении на свет.
И все-таки в темном уголке ее сознания, должно быть, остался сгусток этой трагедии, недаром чувство, которое она испытывала при взгляде на шрам мальчика, отзывалось внутри глухой болью, глубокой, как память рода.
Одно утешение: не интересуясь ею, он не интересовался и никем другим. Матье Саладен всегда был настроен ровно и невозмутимо, его мимика была скупой, лицо не выражало ничего, кроме равнодушной вежливости, обращенной ко всем без исключения. Он был высокого роста, очень худой и довольно хрупкого сложения. В глазах читалась мудрость много страдавшего человека.
Когда его о чем-нибудь спрашивали, он какое-то время размышлял и всегда отвечал в высшей степени разумно. Плектруде еще не приходилось видеть такого рассудительного мальчика.
Он не проявлял особых дарований, хотя и не отставал ни по одному предмету. Учился средне, не привлекая к себе внимания.
Маленькая танцовщица, которая годами была круглой двоечницей, восхищалась этим. Хорошо еще, что она пользовалась симпатией и некоторым уважением у одноклассников, иначе ей было бы гораздо труднее выносить реакцию на ее ответы.
– Откуда вы взяли эту чушь? – удивлялись ошарашенные преподаватели, слушая, что она несет.
Плектруда могла бы сказать им, что поступает так не нарочно. Но она чувствовала, что этим только осложнит дело. Уж если она вызывает хохот у всего класса, пусть лучше думают, что это намеренно.
Учителям казалось, что ей нравится потешать окружающих. А все было как раз наоборот. Когда ее околесица вызывала общее веселье, ей хотелось провалиться сквозь землю.
Вот один пример из многих: в школе изучали исторические памятники Парижа; Плектруду спросили, что находится рядом с Лувром. Следовало ответить: «Триумфальная арка Каррузель»; девочка же объявила:
– Триумфальная карусель.
Класс встретил ее слова аплодисментами, с восторгом публики, приветствующей любимого комика.
Плектруда ужасно растерялась. Она обратила взгляд на Матье Саладена: тот смеялся от души и совсем не зло. Плектруда вздохнула – облегченно и разочарованно: облегченно, потому что могло быть и хуже, разочарованно, ибо мечтала произвести совсем другое впечатление.
«Если бы он увидел, как я танцую!» – думала она.
Увы, раскрыть перед ним свой талант было невозможно. Ведь не подойдешь же к нему первой и не объявишь с места в карьер: я, мол, лучшая танцовщица в балетной школе, будущая звезда!
В довершение несчастья новичок водил дружбу с одним только Дидье. А на этого паскудника нечего было и рассчитывать: плевать он хотел па Плектруду и на балет, его интересовали только порножурналы, футбол, сигареты да Матье Саладен отреагировал не то чтобы зло, он просто расхохотался. «Нет, эта девчонка и вправду умора!» – подумал он.
Плектруда могла бы извлечь пользу даже из этого смеха. Но, на свою беду, она расценила его как оскорбление. Круто повернувшись, она ретировалась. «Никогда в жизни больше не заговорю с ним!» – решила она.
И начался период полнейшего упадка. Школьные неуспехи из просто скверных превратились в катастрофические. Даже репутация гения, сеявшая панику среди учителей, больше не спасала от позора.
Плектруда сжигала за собой мосты: казалось, она откровенно стремится к исключению из школы. С веселым отчаянием она шла напролом, устанавливая рекорды неуспеваемости.
Она несла дикую чушь – не для того, чтобы позлить учителей, просто перестала сдерживать себя. Будь что будет, теперь ей все равно; пускай ее считают тупицей и лентяйкой, отныне она станет говорить лишь то, что подсказывают ей тупость и лень. Она вовсе не стремилась привлекать к себе внимание (хотя, если честно, оно ее радовало), ей хотелось, чтобы ее изгнали, отвергли, выбросили из общества сверстников как инородное тело, да она таким и была.