Слово арата
Шрифт:
Шагдыр поднял голову и молча посмотрел мне в глаза.
Глава 2
«Самый знающий человек»
Вскоре мы подъехали к уртелю Бай-Булун [53]. Хозяева ямской юрты встретили нас как редких гостей. Когда закончилось угощение, новая лошадь была уже подана. Поблагодарив хозяев уртеля и Шагдыра, который должен был возвращаться с первыми лошадьми на конный двор
Лошадка было засеменила к дороге, но пришлось ее придержать: сзади кто-то громко меня позвал. Я оглянулся и увидел бегущего ко мне Шагдыра. Подбежав ближе и отдышавшись, он сказал:
— Я много думал, мой старший брат. Когда вернетесь в Хем-Белдир, встречусь нарочно с вами, хочу поговорить. Можно?
— Конечно. Приходи. Доброго здоровья, мой старший брат!
Я тоже Шагдыра назвал старшим братом. Пускай не путает нашего возраста и называет, как хочет, но не старшим братом.
Он закивал:
— Доброго здоровья, спокойной дороги, сынок!
Конечно Шагдыр переборщил, сказав «сынок» вместо «старший брат», но и это меня радует.
В тот вечер, доехав до уртеля в Оттук-Таше [54], я спросил коня, но все лошади были уже в табуне, на пастбище. Уртельщики предложили переночевать.
Поев, я выбрал местечко среди вьюков и спящих людей.
Разбудили меня голоса. Разговор шел обо мне, и я понял, что меня уже успели превратить в начальника. Так и говорили: «Спросим таргу из Хем-Белдира».
Покашливая, я открыл глаза.
— Вы из Хем-Белдира. Хотим к вам обратиться. Люди не все поняли. Можно спросить, тарга?
Я приподнялся и сел около вьюка.
— Таргой не был никогда. Посыльный человек на службе в народном войске; проще сказать, никакой не тарга, а цирик. Спросить — спрашивайте, смогу — отвечу.
Мои собеседники замялись. Потом один из них, постарше, решился:
— Правду говорят, что красные отбирают у бедняков скот, людей хватают и морят на тяжелой работе, а жен тоже не оставляют в покое, делают, что хотят?
— Известно, что это неправда. От кого только вы слышали такие лживые слова?
Ночлежники переглянулись.
Я стал рассказывать путникам, собравшимся на уртеле Оттук-Таш, все, что знал о русском народе, о новой России. Под конец я сказал им:
— Красные защищают бедняков и байских работников, а против баев сами борются. Мне пришлось родиться в самой бедной семье: я сын одной нищенки по прозвищу Тас-Баштыг. С восьми лет работал у бая — сначала по нашей нужде, потом по суду, то есть по указу салчакского нойона, которого звали «Солнечным князем». А красные партизаны меня освободили. Потом я сам пришел учиться в Хем-Белдир и поступил в народоармейцы.
— Ба-а! Так-так-та-ак! Вот вам благородный чиновник с шариком на голове! [55] Мы же говорили, что эти его слова — чистая ложь, настоящая клевета, — заметил молодой парень, раздувая покрывшиеся пеплом угли.
Сидевший позади старик добавил:
— Выходит, каждого не слушай; маленько разбирайся да смекай, и все будет хорошо…
Через
По дороге я заехал в один из таких аалов, чтобы передать местному чиновнику письмо, и спросил у встречного:
— Где тут будет самый знающий человек Даа-хошуна?
— Вам, поди, нужен хошунный председатель. Сонам-Баир… Откуда едешь, мой сын?
— Из Хем-Белдира, посыльный правительства. А вашего председателя в какой юрте искать?
— Вон там, где у коновязи стоят лошади, — кивнул головой старик. — А тарга когда выехал? Что нового в Хем-Белдире.
— В дороге ночевал три раза. Новостей-то много, да их не расскажешь двумя словами, уж потом…
Войдя в указанную мне юрту и, сказав «мир вам», я достал из-за пазухи письмо и поднес его председателю обеими руками.
Грузный мужчина с длинной седеющей косой сидел у столика, поставив рядом с бронзовыми божками чиновничий колпак, на вершине которого блестел темно-синий стеклянный шарик — знак высокого ранга. Не разворачивая свернутого в трубку письма, он поднес его сначала к свету из дымового отверстия, как будто хотел прочитать с обратной стороны. Потом осторожно развернул свиток. Прочитав письмо и посмотрев на меня, председатель уставился куда-то в стенку юрты и задумался. Покуда он читал и думал, я хорошенько осмотрелся.
До чего же просторно в юрте — в ней даже не восемь решетчатых стен, а больше. Где у других могла бы висеть какая-нибудь тряпица, тут через всю юрту тянется занавеска из желтой китайской парчи, а там, где должен стоять сундук, выстроился в ряд целый десяток сундуков, мерцающих золотыми драконами и львами в затейливых узорах. Мой председатель тоже был нарядный, как сундук, — в шубе, крытой синим шелком и перевитой у пояса золотой парчой. На поясе у него висел нож в серебряных ножнах, огниво и малахитовая табакерка.
Наконец он заговорил:
— Сказано: «один вол» — заберет в Ийи-Тале Черный тарга. Сказано: «десять кусков чая» — соберет Ташпыра, перед въездом в Кара-Туруг. Сто белок — Селгиндей в Сарголе… Переночуешь в юртах, во дворе, с утра начинай.
Председатель вернул мне письмо.
— Я же не знаю ни места, ни людей. Не смог бы мой председатель все эти вещи собрать сюда через своих слуг и передать мне? — попросил я.
Но председатель хошуна отчитал меня:
— Подумаешь, какой важный! Хочешь переложить свою обязанность на другого? Думаешь, у председателя хошуна других дел не найдется? Ох и времена! Красные подстрекают бродяг, а те на стену лезут! Знаешь ли ты, с кем говоришь! Посмотри на себя: нарядился в холстину, а ноги в чем? Эх ты, чучело журавлиное!