Слово о словах
Шрифт:
Точно так же языковед скажет вам, что детское словечко «ладушки» (мы его теперь неверно понимаем как «ладошки») на самом деле очень древнего и любопытного, но совершенно «взрослого» происхождения. Детская песенка «Ладушки, ладушки, где были? – У бабушки!» распевалась тогда, когда нашего слова «ладонь» еще и не существовало на свете: наши предки вместо «ладонь» употребляли слово «долонь» [17] . Слово же «ладушка» было в те времена словом не только «детского», но и самого что ни на есть взрослого языка. В «Слове о полку Игореве» несчастная и милая Ярославна горько взывает к ветру, Днепру-реке
17
Это «долонь» значило: «сторона кисти, обращенная долу», то есть «вниз, к земле».
Зачем ты, грозный аквилон,Тростник прибрежный долу клонишь?«О ветер-ветрило!.. Зачем мечешь ханские стрелы на воинов моего лады?
…O Днепр-словутич! Принеси моего ладу ко мне, дабы я не оплакивала его по зорям!
…Светлое и пресветлое солнце! Зачем ты палишь горячими лучами воинов моего лады?»
Тут везде слово «лада» означает «любимый», «муж». Но оно и вообще значило «милый сердцу». У А. К. Толстого в одном из стихотворений говорится:
Порой веселой маяПо лугу вертограда,Среди цветов гуляя,Сам-друг идут два лада.Толстой стилизует речь, подражая языку Киевской Руси, и у него здесь «лада» значит «влюбленные», «милые», «жених и невеста». Так удивительно ли, если любящие матери нашей древности называли своих маленьких «чад» «ладами» или «ладушками»? А тогда ясно, что детская песенка, доставшаяся нам от тех времен, означает просто: «Милые детушки, где вы были? – У бабушки!» Вот, оказывается, из какой глубины прошлого дошли до нас ее слова: а мы-то думали, что их чуть ли не сегодня изобрели младенцы, научив заодно им и своих родителей!
Ясно, что теория, по которой человеческий язык создался из детского лепета, не заслуживает большого внимания. Кое-какие детские словечки («ням-ням», «бяка», «мама», «папа») живут в каждом «взрослом» языке. Но их в нем очень немного, и родились они не до создания «взрослого языка», а после него. Их создали, приспособляясь к ребяческому лепету, родители и воспитатели; малыши очень редко говорят друг другу «пойдем тпру-а» или «будем баиньки». Это не детский, а скорее мамин и бабушкин язык.
Значит, и «вау-вау» теория и «ням-ням» теория не удовлетворили нас. Осталось познакомиться с третьей такой теорией. Ее, равняясь по первым двум, можно было бы насмешливо окрестить, скажем, «ух-ух» или «брр-брр» теорией. Но в науке она носит важное название «теории непроизвольных выкриков».
ТЕОРИЯ НЕПРОИЗВОЛЬНЫХ ВЫКРИКОВ
О чем она говорит?
Человек неожиданно коснулся накаленного предмета. Отдернув руку, он непроизвольно вскрикнул: «Ой!» Вскрикнет русский, вскрикнет негр, таджик, чукча, англичанин или полинезиец. Закричат обязательно, помимо воли.
При этом вряд ли кто-нибудь из них разразится хохотом или произнесет нечто вроде «тюрлю-тютю!». Все одинаково выкрикнут: «Ой!», «Ах!», «Ох!», «Уф!» Очевидно, именно эти восклицания естественны, свойственны всем людям, где бы они ни жили.
От чрезмерного холода все мы содрогаемся: «бррр!». Жара вызывает возглас наподобие «фффу!». Это не зависит от нашего намерения, приходит на язык само собой, у всех одинаково.
Так, может быть, следует думать, что примерно такие же непроизвольные выкрики и послужили тысячелетия назад первой основой нашего языка?
Древний человек кинулся в реку и вдруг закричал? «бррр!». Остальные, слыша это, поняли: «Эге! Вода-то холодновата!» – и уже осторожнее лезут в нее. Очевидно, возглас «бррр!» что-то значит. Так почему же не воспользоваться им, чтобы всегда сообщать другим свое ощущение холода? Почему непроизвольный выкрик не превратить в слово, употребляемое уже произвольно?
Если было так, язык, вероятно, и родился бы из подобных полувздохов-полустонов, из тех «ахов» и «охов», от которых человек, безусловно, не мог удержаться, даже когда был еще «безъязычным» существом. Но так ли это?
Этому можно было бы поверить, если бы нам доказали, что слова, обозначающие сильные непроизвольные чувства, одинаковы во всем мире, у всех людей. Но этого как раз и нет.
Даже наиболее обыкновенные междометия, те самые, которые прямее всего эти чувства выражают, и они в различных языках совершенно не похожи друг на друга.
Наше обыкновеннейшее «ну» будет звучать:
По-французски: э-бьен!
по-английски: уэлл! (или: уай!)
у турок: хайли (или я!)
в киргизском языке: койчу (или: бол!)
Смех – один из самых непроизвольных выкриков человека: попробуйте-ка не смеяться, если вас смешат!
Однако наш глагол «смеяться», «хохотать» на другие языки переводится так:
по-французски: рир
по-немецки: лахен
по-английски: лаф
по-турецки: гюльмек
по-киргизски: каткыруу
по-японски: барау
по-фински: наураа
и так далее
Попробуйте отыщите в этом пестром разнообразии следы первоначальных, будто бы общих у всего человечества «выкриков»!
Стоит заметить и еще одно интересное обстоятельство: понятие «смех» будет на разных языках передаваться такими словами:
по-русски – смех
по-французски – ри
по-польски – сьмех
по-итальянски – риза
по-чешски – смих
по-румынски – рыс
по-болгарски – смях
по-испански – риса
Почему-то у одной группы народов эти слова между собой схожи. Схожи они и у народов другой группы. А вот между этими группами ничего общего нет.