Слово шамана (Змеи крови)
Шрифт:
— Если бы мы бродили по кругу, — невозмутимо ответил проводник, — то уже не раз наткнулись бы на свои собственные следы. А степь девственна, словно в ней отродясь не кочевало ни единого племени.
Касим-паша несколько успокоился, вернувшись к пешей колонне, и погрузился в мечты о том, какие награды и почести ему удастся получить от султана после освобождения Астрахани. Сладостных надежд хватило на два пути, но к вечеру третьего он опять помчался к ногайцам:
— Где Астрахань? — грубо спросил он, останавливаясь перед татарским мурзой.
— Впереди, — спокойно ответил степняк. —
— Я думаю, что ты обманываешь меня, дикарь, — погрозил мурзе пальцем военачальник. — Ты водишь меня кругами и зигзагами. Смотри, если в ближайшие два дня мы не выйдем к городу, я прикажу посадить тебя на кол, изменник! Понятно тебе? Два дня!
— Ты сперва найди здесь кол, османец, — сморщился татарин.
— Как ты разговариваешь с султанским пашой, презренный?! — зло прищурился Касим-паша. — Не испытывай мое терпение, дикарь. Два дня. Даю тебе два дня, чтобы вывести нас к Астрахани…
Но ногаец не выдержал даже этого срока. Утром военачальник обнаружил, что часть татар ночью ушла в степи. Причем вместе с Башир-мурзой от войска отделилось еще несколько племен.
В бессилии скрипнув зубами, паша доверился главе небольшого рода Бурул, и снова приказал двигаться вперед. На протяжении трех дней они питались парной кониной и питали надежды на скорое окончание пути — а утром четвертого обнаружили, что еще две трети ногайцев ушли, растворившись в бесконечных просторах степей.
— Почему ты остался, Яшкуль-мурза? — стараясь сдержать гнев, спросил Касим-паша последнего стоящего рядом с лагерем степняка.
— Я не остался, осман, — спокойно ответил тот, а за спиной мурзы, подняв к небу острия копий, нетерпеливо гарцевали его нукеры. — Мы с тобой одной веры, осман, и Аллах одинаково отвернул от нас свое лицо. Он не хочет, чтобы мы дошли к Астрахани. Земля отворачивается от тебя. Степь не хочет тебя принимать. Возвращайся назад, осман. Тебе не нужно здесь оставаться.
Дождавшись конца разговора, татары торопливо умчались на север, вслед за ушедшими еще ночью повозками, и янычары остались одни.
— Вперед, — приказал Касим-паша. — Слева Волга, справа Каспийское море. Здесь негде заблудиться. Нужно только проявить терпение…
Уход степняков сразу ухудшил положение войска. Если раньше они шли от колодца к колодцу, то теперь прорывались через степь наугад, и очень скоро ощутилась нехватка воды.
Но на седьмой день, когда янычары уже начали роптать, колодец все-таки нашелся, и Касим-паша, позволив всем напиться вдосталь и приказав наполнить все емкости, какие только есть, ввел жесткую норму выдачи питья.
Стало легче, и до следующего источника на повозках даже сохранилось еще немного влаги. Янычары снова заполнили все, что только можно, и опять тянули сколько могли, сберегая каждый глоток. Надежду вселяло то, что где-то впереди, совсем рядом, может быть, за ближним пологим холмиком текла широченная река, полная пресной воды. Река, до которой никак не удавалось дойти.
По счастью, хотя бы с едой у войска не возникало особых сложностей — Касим-паша взял запас с избытком, да еще Девлет-Гирей дал кое-что
Поэтому еды хватило до самой Астрахани. Упрямый Касим-паша вместе с семнадцатью тысячами янычар до нее все-таки дошел. В сентябре…
В этот день небо оказалось затянуто тучами, и на землю упал первый, однодневный снег. Он падал, и белые крупинки тут же таяли, коснувшись еще теплой земли. А самые лучшие на планете пехотинцы стояли на берегу, и смотрели через широкую протоку на ощетинившуюся множеством пушечных стволов крепость, на дымки, вьющиеся из труб, на одетых в теплые тегиляи стрельцов, с бердышами или пищалями в руках, и обитыми мехом суконными шапками на голове. Не могли увидеть янычары только галер, что обещали ждать их здесь со многими бомбардами, теплыми вещами и запасом продовольствия, не видели татар, которые должны были идти вместе с галерами и разбить здесь лагерь. Они не видели даже лесных зарослей, которые можно было бы срубить для изготовления плотов, штурмовых лестниц или хотя бы пустить на дрова. Сейчас им оставалось молить Аллаха только об одном: чтобы неверные не решились на вылазку, и не расстреляли их сперва пушками, потом из луков и пищалей, и не затоптали кованой конницей оставшихся после этого в живых.
Касим-паша сделал единственное, что мог сделать на его месте любой полководец — немедленно развернул отряды и повел их назад.
Янычары шли всю ночь, благо в степи невозможно даже в полной темноте наткнуться на какое-либо препятствие, и шли весь день, стремясь оторваться от возможных преследователей как можно дальше. К вечеру они падали с ног от усталости, и не хотели даже есть.
Ночью ударил мороз. Не очень сильный — к полудню солнце уничтожило все его следы. Но почти половина воинов так и остались спать на земле в той же позе, в какой застало их первое проявление близкой зимы.
Оставшимся воинам пришлось нарушить законы ислама и оставить своих товарищей так, как их застала смерть — для выживших началась гонка со временем. Они торопились вернуться в Азов до того, как в здешних степях начнется настоящая зима, про которую рассказывают, что даже птицы порой замерзают на лету, а вино застывает в кувшинах и его приходится вырезать ножом.
Ценности опять изменились — запасенные для похода продукты подошли к концу, а выпадающий по ночам снег вполне заменял необходимую людям воду. После трех голодных дней янычары зарезали половину лошадей и съели их, слегка подогрев мясо на поломанных и подожженных телегах. Спустя два дня — сожрали оставшихся.
Люди слабели, начинали кашлять, спотыкаться, отставать и с каждым переходом в корпусе оставалось все меньше и меньше воинов.
На двадцать пятый день после ухода от Астрахани янычары вышли к Дону, каким-то чудом миновав разбойничьи казацкие поселения, повернули вниз по реке и спустя еще два дня Касим-паша, пеший, грязный, голодный и смертельно усталый постучал в ворота османской крепости. Из доверенного ему семнадцатитысячного отряда он привел назад всего шесть с половиной тысяч людей.