Случай со шхуной
Шрифт:
Приятели принесли в казарму девять гусей, убитых по дороге, в полёте. После этого на охоту пошли Воронцов с Букиным, а потом они стали посылать, в порядке тренировки, всех бойцов отряда.
Вокруг поста, в тундре, было видимо-невидимо золотистой морошки и в изобилии росла любимица детей пачкунья-голубика. С наступлением холодной погоды ягоды быстро дозревали, становились сладкими. Это был последний дар короткого северного лета.
Скоро стало морозить сильнее. Первого октября появилась шуга в лимане, пошли льдинки. Через два-три дня приливами и отливами по лиману стало носить — то к морю, то обратно — огромные скопления небольших, но толстых льдин, —
В одну из тёмных сентябрьских ночей бойцы впервые увидели северное сияние.
Казалось, что где-то вдали, в ночном мраке, бесчисленные батареи, расставленные по гигантскому холму, открыли беззвучный белый огонь. Абсолютная тишина. Видны лишь непрерывные белые вспышки, образующие огромную световую дугу. Вдруг из этого полыхающего полукруга в небо устремляются лучи прожекторов. Они быстро-быстро снуют, переплетаются, ткут светящийся полог, развёртываются, словно огненный занавес. Неожиданно сияние из лунно-белого становится многоцветным. В небе — словно радуга, в которой непрерывно рвутся снаряды, и она животрепещет. Прожекторные лучи иногда вдруг останавливаются, несколько секунд висят столбами над землёй, а затем вновь начинают метаться по небу.
И снег на земле зажигается ответным голубым сиянием.
Радужную метель северного сияния нельзя смотреть без очарования. И, вероятно, чтобы освободиться от него, люди в Анадыре, сбрасывая оцепенение и отворачиваясь от неба, буднично говорят: «Будет пурга».
Перед шестой годовщиной Октября по радио был получен приказ о передаче отряда в погранвойска ОГПУ.
— Итак, будем стеречь границу, — сказал Букин, прочитав бойцам приказ. — Поздравляю вас, товарищи. Советский пограничник — почётное звание, но и ответственное. Пограничник постоянно должен быть начеку. Его качества — зоркость, бдительность, стойкость…
Когда комиссар кончил говорить, Илюхин, получив разрешение, спросил:
— Какая же здесь граница? И с кем? Кругом тундра да море…
— Вот по морю и проходит наша граница с Америкой.
— Так на неё надо бы моряков, военные суда, а у нас больше кавалеристов…
— Пришлют и моряков, и пограничные морские катера, но пока охраняем границу мы.
— А то ж далече, товарищ комиссар, тая Америка?
— Не так уж далеко, товарищи. Отсюда до Аляски на катере всего каких-нибудь пятьдесят часов ходу. А чем севернее, тем меньше. От мыса Дежнева до американского острова Диомид даже на чукотской байдаре несколько часов езды…
— А та Аляска ото и есть сама Америка?
— Да… Аляска является частью Соединённых Штатов Америки. Раньше она принадлежала России. Открыли её русские. Но лет пятьдесят тому назад царское правительство продало её.
— Наверно, подходящую цену дали?
— Сущие пустяки: семь миллионов долларов.
— Видно, на ней нечем было попользоваться. Вроде пустыни.
— Нет, это очень богатый полуостров. По площади Аляска составляет пятую часть всей территории США. На ней добывают, кроме пушнины и рыбы, много серебра, олова, нефти, но больше всего золота. Не прошло и года после покупки, а свои семь миллионов американцы уже вернули.
— Так зачем же её продали?!
— Не иначе, как американские мильонщики царя подкупили, — сказал Илюхин.
Так бойцы Первого Чукотского отряда Советской Армии официально стали первыми советскими пограничниками на Чукотке. Были выставлены посты на мыс Чаплина, мыс Дежнева. Однако граница как-то не ощущалась. Бывалые солдаты отряда рассказывали, что на границе должны стоять особые знаки — пограничные столбы, и пограничники могут видеть не только натуральную линию границы, но и чужеземных солдат за ней, а по ночам они ловят контрабандистов и шпионов. Ничего подобного в Анадыре не было. Кругом безмолвная тундра, льды Берингова моря и — никаких происшествий. Америка казалась такой же далёкой, какой она кажется и на Волге. И вот после стольких лет войны бойцы могли, наконец, посмотреть на мирную жизнь вокруг.
Правда, учёба продолжалась. Но основное внимание в ней отдавалось политграмоте. Кроме того, пограничники стали учиться управлять собачьими упряжками, тренироваться в ходьбе на шведских и чукотских лыжах, ставить капканы на песцов и лисиц, силки на куропаток, охотиться на зайцев. Скоро ребята так закалились, что лютую приполярную зиму переносили нисколько не хуже бывалых анадырцев.
— Сближайтесь с населением, — говорил бойцам Букин. — Сближайтесь с местными жителями, влияйте на них, несите им культуру, а для этого сами учитесь больше.
И вот в свободное от учебных занятий время многие бойцы стали участвовать в клубной работе, выступать в концертах и спектаклях, работать в избе-читальне. Наиболее развитых бойцов привлекли к ликвидации неграмотности местного населения. Тут пограничники узнали, что до революции на всей Чукотке было только три грамотных человека: начальник уезда, урядник и писарь.
Правда, перед войной на посту была организована школа. Но уж очень ей не повезло на учителей. Хорошие педагоги в неведомую даль не ехали, и сюда попадали забубённые головушки. При нас первое время в роли учителя подвизался рябой пьяница Взглядов. Он называл себя студентом, носил фуражку с синим околышем и несколько раз в году справлял «татьянин день»: с утра напивался, диким голосом орал тарабарщину, объясняя, что поёт по-латыни, а к вечеру доходил «до положения риз» и сваливался замертво.
Подстать ему был также единственный на всю «округу» «медик» Громников, угрюмый пьяница и невежда. Когда-то он был ротным фельдшером, поэтому перевязки делал хорошо, но в остальном ничем не отличался от знахаря. Любая болезнь с повышенной температурой у него называлась горячкой. «Потому что человек делается горячим», — пояснял он. Но, записывая такого больного в амбулаторную книгу, обозначал диагноз болезни многозначащим «эх».
— По-латински горячка называется «эхлюэнций», а я пишу это сокращённо, «эх», — угрюмо объяснил он Букину, заинтересовавшемуся его работой.
Лечил Громников так: давал больному полстакана касторки, а если болезнь длилась — ещё стакан. В затяжных случаях применял сложное лечение: доставал с верхней полочки аптечки порошок, не помогало — брал соседний, и так перебирал всю аптечку. Если больной не выздоравливал и не умирал, Громников брал понемногу от всех лекарств и микстур, смешивал всё это, подбавлял водки и травил больных этой «специальной микстурой». И не он был виноват, что анадырцы продолжали жить. Чукчи к нему не обращались, а лечились у своих шаманов, анадырцы же предпочитали лечиться спиртом и брагой.