Случайная встреча
Шрифт:
Я пыталась объяснить ему, что Тамариск значила для Софи, но отец не был склонен с пониманием относиться к слабостям других. Некоторым образом он гордился Дэвидом, который был образцовым сыном, он искренне-сожалел о покойном Джонатане, благосклонно относился к Клодине и Амарилис, но это были наши близкие родственники, все остальные его почти не интересовали. Так что в ответ на мою тираду он лишь пожал плечами: Тамариск пропала, и для него вопрос был исчерпан.
Совсем по-другому вела себя мать. Она была добра и принимала близко к сердцу чужие заботы, а
Тетушка Софи совсем пала духом. Она словно съежилась, постоянно говорила о Тамариск, и Жанна сообщила мне, что, войдя как-то к ней в комнату около полуночи, застала ее у окна в сад: Софи послышалось что-то, и она решила, что это возвращается домой Тамариск.
Все разговоры в Эверсли теперь вертелись вокруг наступления Наполеона на Россию. Мать всегда жадно ловила новости, с нетерпением ожидая, когда закончится война и появится возможность встретиться с Шарло. Новостей о нем давно не поступало. Но с тех пор, как она узнала, что он с Луи-Шарлем обзавелся виноградниками в Бургундии, у нее отлегло от сердца. Она доверительно сообщила мне, что была в ужасе от мысли, что он воюет в армии Наполеона. «Воюет против нас! Это казалось мне просто ужасным! А теперь я вижу его гуляющим по винограднику, и рядом с ним Луи-Шарля. Они всегда были как братья. Интересно, как складывается его жизнь? Кто у него жена? Есть ли дети? Я просто схожу с ума от неизвестности, но я должна благодарить Бога за то, что Шарло в безопасности».
Теперь она уже не пыталась менять тему застольного разговора, если речь заходила о войне, хотя в недавнем прошлом было именно так. Напротив, она поддерживала разговор, охотно выискивая какие-нибудь признаки того, что скоро может наступить мир.
Отец тоже с большим интересом следил за событиями. Он заявил, что если Наполеон сумеет завоевать Россию, то в его руках окажется вся Европа.
— И тогда, — заключил он, — он вплотную займется нами!
— Но нас защищает море, — заметила мать.
— Если он сумеет перебросить сюда свои армии…
— Наш флот не позволит ему сделать это.
— Если ему удастся завоевать Россию, — сказал Дэвид, — он будет уверен в своей непобедимости.
— Он был разбит при Трафальгаре, — напомнила Клодина.
— И, Бог даст, вновь потерпит поражение, — отец, — но сейчас русские отступают, Наполеон уже под Москвой. Если он сумеет взять ее, русские потеряют сердце своей родины.
— Будет ли это означать, что война окончена? — спросила мать.
— А как ты полагаешь, дорогая моя Лотти? Что будет делать завоеватель Европы после того, как победит русских? Он придет к выводу, что непобедим, и тогда ничто не удержит его от нападения на наш остров.
Мать поежилась:
— Все это так глупо, бессмысленно! Какая разница для людей, кто король, а кто император?
— К сожалению, любимая моя, эта разница очень существенна для королей, и уж тем более для этого сомнительного императора. Наполеон желает поставить на колени весь мир!
— Он никогда не сможет завоевать нас, — твердо сказал Дэвид.
— Никогда! — согласился отец. — Тем не менее нас ждут серьезные неприятности!
Мы продолжали регулярно посещать тетушку Софи, иногда ходила я, иногда — Амарилис. А Софи все говорила о Тамариск, ее красоте, ее очаровании. Я заметила Амарилис: «Смотри, как быстро этот ребенок превратился в ангела!» Она согласилась со мной. Жанна была очень обеспокоена:
— Она почти ничего не ест и совсем не спит по ночам! Я часто слышу, как она разгуливает. Вчера ночью я заглянула к ней в комнату. Опять она сидела у окна и смотрела в сад: ей послышалось, что ее зовет Тамариск. Она была такая холодная! Я заставила ее улечься в постель, прикрыла несколькими одеялами, но она дрожала чуть ли не целый час. Так она долго не протянет!
— Как хотелось бы получить хоть какие-то вести о Тамариск! — вздохнула я.
Стоял теплый сентябрьский день, когда мы услышали о том, что Наполеон взял Москву.
— Это конец! — воскликнул Дэвид. — Капитуляция Москвы будет сокрушительной для русской армии, она развалится!
Дэвид очень внимательно следил за политическими событиями, во всяком, случае, так казалось мне. Он старался рассматривать все события с точки зрения логики, отец же был склонен, скорее, к субъективным суждениям, и к ним всегда примешивались эмоции.
Но на этот раз ошибся Дэвид. Москва горела. Поначалу считали, это французы подожгли ее, что было бы большой глупостью с их стороны. Наполеону ни к чему разрушенный город, ему нужно где-то размещать и кормить свою армию. Однако оказалось, пожар был последним отчаянным маневром русских, тем, что называется тактикой «выжженной земли». Русские постоянно использовали ее во время войны, и наступающие армии Наполеона, оказавшиеся вдали от родины, не встречали на своем пути ничего, кроме горящих городов.
— Теперь Наполеону нужно принять важное решение, — рассуждал Дэвид, — оставаться на зиму в сожженном городе или отступать? Он колеблется, а если будет затягивать с принятием решения, станет слишком поздно.
— Теперь мы должны молиться о том, чтобы он отступил из Москвы и грянула ранняя русская зима, — заявил отец.
— Ах, эти бедные солдаты! — пробормотала мать. Я знала, что сейчас она возносит благодарственные молитвы за то, что Шарло не наполеоновский солдат, а, как она надеялась, копается в своем винограднике.
— Эти самые «бедные солдаты», Лотти, — возразил ей отец, — могут вторгнуться на нашу землю и дать возможность этому проклятому императору править нами!
— Я знаю, знаю, но это просто ужасно, когда мужчины, не имеющие ничего друг против друга, вынуждены умирать! Надеюсь, это скоро закончится. Ах, если бы так и было!
— Тогда молись о холодной зиме!
Я не сомневалась, что и русские молятся о том же, и молитвы были услышаны: при отступлении погибло девяносто процентов наполеоновской армии. Как бы ни были дисциплинированны солдаты, они не смогли выдержать ужасных русских морозов.