Случайное добро
Шрифт:
Яд! — в ужасе вскинулся Матвей, просыпаясь. Он успел откатиться в сторону прежде, чем Александр нажал на поршень. Матвей забился в угол и, тяжело дыша, уставился на мужчину со шприцем в руке.
— Матвей, я требую, чтобы ты позволил доктору… — послышался голос матери, но Матвей не дал себя обмануть.
Никакого доктора не было и в помине. Зато был Александр, вселенское зло и принцип равновесия. И с этим надо было что-то делать. Матвей напрягся, зашевелил губами, и с пальцев его сорвалась молния, нацеленная на замаскировавшегося под доктора
Попала молния удачно. Враг выронил шприц, заверещал подстреленным зайцем и выскочил из спальни. Матвей не успел возрадоваться и броситься в погоню, дабы покончить с врагом раз и навсегда, как подлетела мать и отвесила ему пощечину. А у неё всегда была тяжелая рука. Щеку словно обожгло. Голова Матвея мотнулась в сторону и загудела. Мысли, словно муть, всплыли на поверхность.
— За что? — прохрипел он растерянно, прижимая ладонь к садящей щеке. — Мама! За что?
— Какой позор! — отчеканила мать, сверля Матвея грозным взглядом. — И это мой сын? Это плоть от моей плоти? Я не желаю такого! Немедленно извинись перед Виталием Евгеньевичем!
Матвей весь сжался, скукожился, но делать требуемое отказался. Он бы еще заскулил, как побитая собака, но в горле пересохло.
— Я требую уважения в своем доме!
Каждое слово хлестало розгами, било по нервам. Ясность мышления тонула в чувстве вины и собственного несовершенства; где-то там, в самой глубине, тлело робкое удивление, что мать не видит зла. Почему? Неужели она слепа? Неужели только Матвею дано «зрение»? Он — избранный. Борец со злом, творец справедливости. Он — рука богов, глашатай их воли.
Или мать все-таки притворяется? Видит, но закрывает глаза, не желает сопротивляться, бороться, искоренять? Или она — боги, не допусти! — со злом заодно? Как и намекал Михаил? Последняя мысль была столь ужасной, что Матвей зажмурил глаза, замотал головой и замычал протестующе.
— Вы видите? Вы это видите? Что с ним, вы можете мне объяснить? — пробился сквозь пелену голос матери. — Что с ним? Что с Матвеем?
«А может быть, эта женщина со злыми глазами и старым лицом вообще не моя мать? — подумал Матвей и ощутил себя предателем. Но отделаться от этой мысли он уже не мог. — Потому и не любит… Или зло? Или просто слепа? Или?..»
Вариантов было так много, что на тщательное их обдумывание и анализ не хватило бы всей Матвеевой жизни с учетом перерывов на сон и обед. Впрочем, у него не было и минуты — в дверном проеме появился фальшивый врач, краснолицый, злой и в прожженном свитере.
— Пока трудно сказать определенно, — сказал он, настороженно поглядывая на забившегося в угол пациента. — Но скорее всего нервы. Вы и сами видите эту реакцию.
— Я вижу только то, что это не мой сын!
«Не мой сын, не мой сын», — эхом прокатилось в голове Матвея, и он все понял. Это было как озарение, как вспышка, как переданная богами истина, как великое понимание. Наконец-то. Матвей вздохнул, сжимая и разжимая кулаки. Он поднял голову и бестрепетно взглянул на пожилую женщину.
— Вон пошли. Оба.
Алевтина Григорьевна гневно ахнула и схватилась за сердце.
«Только нет там ничего, — зло подумал Матвей. — Кроме пустоты и разочарования».
— Браво! — воскликнули рядом и захлопали в ладоши.
Матвей повернул голову на звук и обнаружил на подоконнике Михаила.
— Браво, дорогой мой! Я всегда знал, что в тебе это есть. Стержень. Основа. Я горжусь тобой.
Эти слова, сказанные злодеем, чужим существом, практически незнакомцем, пришлись Матвею настолько по душе, что он даже улыбнулся.
— Вы видите? — послышался шепот Алевтины Григорьевны. — Вы видите? Он сейчас ведь… Но там никого…
— Вижу, — зашипел врач. — Сможете его удержать? Мне понадобиться помощь. На счет три. Раз, два…
— Три! — воскликнул Михаил, опережая доктора. — Вперед, к свету и равновесию!
Остаток дня Александр будто намеренно сбивал Леру с толку. Он был каким угодно — раздраженным обстоятельствами, любопытным, надоедливым, приставучим и капризным, но не равнодушным скотом, каким Лера привыкла его видеть. Но это не значило, что с ним стало хоть сколько-нибудь легче. Скорее наоборот.
— Что это на тебе? — спросил Александр, когда Лера прошаркала мимо него в хозяйских тапках. — Откуда этот ужас?
Карина к тому времени освоилась в квартире и что-то готовила на кухне на случай, если её блудный работодатель все-таки вернется.
— Хозяин квартиры, видимо, не думал, что к нему на постой прибьется незнакомая девица. Вот и не озаботился покупкой тапочек размером поменьше.
— Почему бы не одеть кроссовки? Они хотя бы выглядят прилично. Тут и без того… свинарник, — Александр огляделся по сторонам.
Лера внимательно наблюдала за ним. Это было забавно — волшебник с удивлением, не всегда радостным, воспринимал и впитывал окружающий мир. Как будто раньше его не видел.
— Кроссовки трут. У меня все ступни в пластырях.
Тут Александр словно впервые осмотрел её с ног до головы. Лере его взгляд пришёлся не по вкусу — многовато собственнического.
— Так. А это что такое?
Лера подумала, что он имеет в виду царапины на лице.
— Стекло, — ответила она лаконично.
— Это когда вы в разведку боем ходили. Правильно я помню? — в голосе Александра звучало что угодно, только не одобрение.
Лера кивнула, чувствуя себя неуютно.
— Еще боевые ранения?
Лера пожала плечами:
— Да больше и нет ничего, — и добавила про себя «почти».
В мгновение ока Александр оказался рядом и больно ткнул пальцем ей чуть пониже ключицы. Попал точно в один из ожогов. Лера ойкнула, глаза сами собой налились слезами от боли. В сердцах она стукнула его по руке:
— Сдурели?
Александр вдруг отошел на шаг и замер. Затем он медленно покачал головой и сказал:
— Это странно. Мне не нравится. Я не привык так. Я уже устал.