Слуга чародея
Шрифт:
— Но ведь что-то же можно сделать?
— Нет, ваше величество. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
— Жаль. Я надеялся…
— Нет, кое-что я все-таки смогу сделать для этого молодого человека. Но только кое-что. Сами понимаете — это магический закон, и даже вы тут бессильны. Вы, ваше величество, и так уже сделали ему королевский подарок. Остальное будет зависеть в первую очередь от него.
Видимо, что-то такое отразилось на моем лице, потому что леди Имирес вдруг притихла и перестала вырываться.
— Отпустите меня, — произнесла она напряженным голосом. — Пожалуйста!
Она его правнучка. Мне нельзя это забывать. Я разжал пальцы, отступая на шаг и сгибаясь в поклоне:
— Вы позволите удалиться, леди?
— Угу. Только сначала отнеси покупки в мою комнату!
Со вздохом собрал узлы, коробки и пакеты и послушно последовал за вредной девицей, с досадой понимая, что под своей комнатой она подразумевает теперь уже бывшую мою, оккупировав ее с самоуверенностью истинной женщины. А что? Сам виноват! Надо было навести в гостевых покоях порядок!
Спустившись через несколько минут на первый этаж, первым делом наткнулся взглядом на двух кандидатов в кролики. Одного — рыжего, полосатого, толстомордого, в высшей степени довольного собой кота. И второго — серо-бурого, не подававшего признаков жизни по причине перекушенного горла зайца. Кролик номер один смерил меня снизу вверх самодовольным взглядом: «Что, съел?»
— Ладно-ладно, ты прощен и частично помилован, — сказал я зверю, поднимая его добычу за задние ноги.
— Мр-рав? — Кот выгнул спину, а потом потерся о мою икру всем своим дородным телом.
— Хорошо-хорошо, печенка — твоя!
— М-мафф! — жизнерадостно воскликнул тот и, задрав хвост трубой, огромными скачками кинулся на кухню.
Защитный контур «от нежити» по закону подлости сработал как раз в тот момент, когда я донес-таки свою многострадальную тушку до охапки соломы в деннике. За остаток дня умотался так, что не сумел оборудовать для себя более приемлемую постель и упал на охапку сена, оставшуюся от запасов для скончавшегося от старости ослика. Животины в живых не было с весны, а прошлогоднее сено так и валялось в углу пустой конюшни. Я, словно чуял, не стал выбрасывать.
Переливчатый звон мог поднять с постели и мертвого, а объясняться с хозяином и нашей гостьей вовсе не входило в мои планы, так что, с трудом приняв вертикальное положение и по дороге прихватив вилы, я поплелся выяснять, кому в полночь захотелось приключений на свою задницу. Приключения обещать не в моих правилах, но незабываемые ощущения от вил в ягодицы были гарантированы!
— Кто там? — При желании я могу рычать простуженным басом профессионального грабителя.
— Свои! — откликнулся знакомый голос и добавил для кого-то тоном пониже: — Говорил же, что он еще не спит!
— Я уже не сплю, Бурый! — скинул с двери крюк и несколькими пассами деактивировал контур. — И вообще, если на то пошло, не успел даже глаза как следует сомкнуть!
Вервольф ввалился на первый этаж башни, за руку таща Карнаухую — свою соседку, которую лишь потеснил с охотничьих угодий, когда вселялся сюда, но окончательно выгонять не стал.
— Привет! Гостей принимаешь? — жизнерадостно поинтересовался он.
— Так то гостей. — Я подавил зевок. — А ты — извращенец!
Карнаухая захихикала. В человечьей ипостаси она являла собой рыжеволосую толстушку с симпатичными конопушками, щедро рассыпанными по всему лицу и даже, кажется, ушам. Кстати, одно из ушей в обоих ипостасях было наполовину оторвано, но этот недостаток сейчас скрывал платок.
— Ну вот! — притворно обиделся вервольф. — Я к нему со всей душой, ради него полдня по всем окрестностям носился, а он знать меня не хочет! А между прочим, новости есть!
— Ладно, — я оперся на вилы, — выкладывай, что ты разнюхал, и дай мне отдохнуть. Совсем замотался!
— Это тебя та человеческая девчонка так замордовала, что ты даже со старыми друзьями злой, как кошак?
— «Замордовала» — не то слово! — пожаловался я, жестом приглашая поздних гостей на кухню. — Подай ей то, принеси ей это… «Ах, неужели этого у вас нет? Должно быть непременно!.. Найдите и принесите! Купите!.. Где-где… Там, где всё покупают!» И так бесконечно! Уж скорее бы за нею приехали!
— А что, за нею кто-то должен приехать? — заинтересовался вервольф, без спросу усаживаясь на стул. Карнаухая, до сегодня побывавшая в башне мага всего один раз, скромно топталась у порога, так что пришлось под ручку провожать ее к другому стулу.
— Ага! — кивнул я. — Она оказалась племянницей нашего короля. Приехала в Сидонию с неофициальным дружеским визитом, о цели которого лично мне ничего не сказала.
— Почему?
— Рылом не вышел! — Я копался в своих запасах, потому что гостей в общем-то полагается угощать. И плевать, что вервольфы — существа неприхотливые. В отличие от оборотней, они предпочитают мясную пищу, и слово «вегетарианец» в их среде воспринимается как оскорбление. — С чего это племянница короля станет откровенничать с простым слугой?
— Ну положим, не такой уж ты и простой слуга, — начал было Бурый, но я успел вовремя заткнуть ему пасть бутербродом со шматком сала.
— Не начинай, а? — попросил, заготовив еще несколько бутербродов на случай, если сделанных окажется мало. — Ты что-то там говорил насчет новостей?
— Вон Карнаухая вше вижела, — не переставая жевать, мотнул башкой в ее сторону Бурый. — Она и рашшкажет…
— Ум-м… — Толстушка судорожно проглотила кусок, который был у нее во рту, и с тоской покосилась на бутерброды. Пока она будет рассказывать, Бурый наверняка успеет утилизировать их все. Вон он уже за вторым потянулся, хотя первый еще не до конца прожевал. — В общем, так, — начала гостья, косясь то на меня, то на кучку бутербродов, — я бегала на болота… Они ведь считаются общими, и туда можно ходить всем… В общем, я как раз пробегала мимо и все видела.
— А что?
— Нападение! Это случилось поздно вечером, почти ночью, в роще, примерно в полуверсте от болот. Я услышала какой-то шум и поспешила туда… К началу опоздала, да и народа было много… но, в общем…
Картина, по словам толстушки, вырисовывалась примерно такая.
В конце лета темнеет достаточно рано, да и закрывшие полнеба облака способствовали тому, что вечер наступил быстро. Когда небольшая кавалькада всадников, сопровождавших две кареты, огибала рощицу, стоящую на краю наших болот, на них напали.