Слуга его соплейшества
Шрифт:
– Ттам! Ттам!
– повторил дозорный, снова тыча за стену рукой. В конце концов, у него была Наблюдательность плюс пять с прокаченной Зоркостью.
Староста вздохнул, употребил руку дозорного вместо указки. Немытый палец показывал на лес. Ну и что.
Староста вгляделся и вздрогнул.
Странное марево вставало над Лысым Холмом, временами рассыпаясь на квадратики. Прямо под взглядом старосты оно сместилось к деревне на шаг. Шевельнулись деревья. Взвились всполоханные птицы.
– Что это?
– страшным голосом спросил староста, и жизнь вдруг заиграла яркими
Собравшиеся под вышкой бабы с детьми смотрели на начальство восхищённо и боязливо. И это было непривычно. Обычно он вообще их не замечал.
Староста ещё раз почесал живот под рубахой и решил взять помощь зала.
– Старейшин сюда!
– взревел он, и половину публики как ветром сдуло.
Дозорный слабо пискнул в сторону леса. Староста отмахнулся.
Вскоре прибыла коллегия в лице кузнеца и знахаря. Силач-здоровяк с силой пятьдесят и телосложением семьдесят сходу полез на лестницу, чуть её не добив. Знахарь быстро нашептал покалеченной жерди, зачаровал на всякий случай и вышку, но всё-таки не рискнул и потребовал, чтобы сначала кто-то спустился.
Согнать решили дозорного - чтобы не разводил по месту панику и не ронял авторитет сельских элит.
– Что это?
– повторил староста терзающий его вопрос, тыча пальцем в сторону леса. Кузнец близоруко сощурился, наклонился, и чуть не упал, нанеся одним касанием тридцать урона многострадальному частоколу, и понизив его класс со Слабой Защиты до Хлипкой.
– Это?
– вгляделся знахарь, - Лешью тропу ведут. А в урочище недобрый дух, гневается. Вот тропа и застопорилась.
– И что теперь?
– поинтересовался староста.
– Теперь?
– хладнокровно отозвался оккультный специалист, - Теперь дальше пойдёт.
Явственно видная полоса покатилась, будто отвечая на его слова, и разом достигла края леса. Староста напрягся.
– Кто-то важный видать к нам спешит, - всё также невозмутимо продолжал травовед, которого долгая возня с растениями приручила к непробиваемой невозмутимости, - Сильную тропу вывели.
И староста даже не успел спросить, кто же там может быть - из лесу показался медведь. Здоровой, уровня сорокового, не меньше, он совершенно невеличественно потрусил к селу.
– Тревога!
– заревел староста, скатываясь по лестнице и ловя ушиб-дебаф.
Знахарь остался на вышке, и потому видел, как вслед медведю махнула от деревьев маленькая фигурка на ушастом создании. Также он видел, что на спине у медведя что-то болтается, а сам зверь явно не настроен драться.
А ещё знахарь был спокоен. Пока.
Ополчение сделало для встречи врага всё возможное - уронило одну створку ворот на старосту, заклинило вторую, и рассыпало стрелы под копыта мечущихся свиней. Ещё до прихода врага село прошло панику, анархию и грабёж. Поэтому, когда медведь добрался до ворот, на него особо не обратили внимание.
Могучий зверь по-человечески вздохнул, сбросил со спины шевелящуюся поклажу, и припустил обратно к лесу. Там его ждал туманный неверный
А войско, тем временем, медленно приходило в себя.
– Обошлось, - выдохнул староста из-под ворот, которые с него убирали под его же чутким руководством - чтобы не доломать.
Знахарь мудро промолчал или задремал.
Тем временем, позабытая всеми поклажа-кукла шевелилась и пыталась поднять голову.
Пока что её заметил только отогнанный от ворот пацан.
– Боги явили свою волю!
– вдруг заорало откуда-то рядом.
– Что?
– подпрыгнул дозорный и профессионально заозирался на вышке.
– Боги, говорю, - повторил прежний голос и вздохнул, - Дайте красную ленту, что ли. Я куплю.
Гуляющая у ворот девушка ойкнула и озадаченно уставилась на золотую монету в руке. А лента из её косы образовалась на голове неприметного человечка, стоящего рядом с медвежьим грузом. Как его не заметили раньше? Где он?
Отвлёкшаяся публика бросила ворота на крякнувшего старосту.
– Боги явили свою волю!
– закричал человечек прежним голосом, подпрыгивая и размахивая руками, - Вестник явился, поразив голыми руками свирепого зверя! И бежал он обратно, укрощённый и рыкающий!
Толпа недоверчиво глянула на героя.
– Было ведь такое?
– ткнул вдруг в дозороного на вышке пальцем человечек.
– Ну, вроде шевелился, колотил, - неуверенно подтвердил тор.
– И явился он!
– воодушевлённо подхватил малыш, - Чтобы насадить Свет и Истину!
При этих словах лежащий человек, сильно похожий на пожёванную жестяную куклу, зашевелился и захрипел. А потом начал медленно разворачиваться с явным намерением уползти обратно в лес продолжить с медведем бой.
– И вышел он к людям и вопросил!
– продолжал человечек, придавив ползуна ногой на спине, - Есть ли Свет в ваши сердцах, и храм в ваших селеньях?
– Мы?
– заморгал отвлёкшийся знахарь.
– Ну не мы же, - устало вздохнул человечек, - Храм в селе есть? Куда идти?
Селяне недоумённо переглядывались, вспоминая все коровники и свинарники.
– Есть, есть!
– обрадовался кузнец, - Помните тот сарай, в котором мы фасоль складываем!
– Пригласите?
– по-деловому вцепился человечек.
– Пригласим. Милости, значит, прошу, - опомнился знахарь, он же ведун, он же священник по совместительству, - Проследуйте в наш храм.
– Во имя веры. Во имя Света. Во имя Света!
– с нажимом повторил человечек.
Дальше начались крутые спецэфекты, которых в селе не видели с тех пор, как племенному быку старосты по ошибке вылили бражки, и тот чудил три дня, позагоняв на крыши всех, кроме рыбы. Ползущая к лесу фигура замерла, как собака при оклике. Затряслась, остановилась, погребла руками и ногами, начала разворачиваться к селу. Обратно. К селу. Обратно. Явственное свечение стало проступать над заштопанной одеждой и мятыми доспехами. Он всё-таки повернулся к селу. Толпа ахнула. Из глаз чужака лился свет, словно из тыквы со свечкой и прорезями.