Шрифт:
Пьеса в двух действиях.
Перевод с английского Ольги Варшавер
В одном из своих немногочисленных интервью, которое Айрис Мэрдок дала в 1985 г. английскому критику Джону Хеффендену, писательница сетовала на то, что писание романов – занятие, обрезающее связи с людьми и обрекающее автора на одиночество. "Вот почему порой мне так хочется писать для театра: там у тебя всегда есть общество!" Айрис Мэрдок написала две пьесы, одну из которых мы предложили вниманию наших читателей.
Вот уже три десятилетия, как мы внимательно следим за всем, что публикует Айрис Мэрдок, издавшая за это время 21 роман и ряд философских исследований – книгу "Сартр: романтический рационалист", эссе "Верховенство
Творчество Мэрдок многослойно, оно включает в себя голоса мыслителей и поэтов разных стран и времен; ее равно вдохновляют Платон и Сартр, Шекспир и Эллиот, Блейк и Пушкин. "Чужие голоса", вплетаясь в ткань ее прозы, образуют сложную "полифонию". Писательница соглашается или спорит с ними, давая свое прочтение старых текстов и предлагая новые, созданные ею самой. Размышляя о художественном творчестве, своем и чужом, Мэрдок не раз замечала, что более всего ценит в нем то свойство, которое она называет "контингентностью". Здесь множество значений и оттенков – и слитность, и зависимость от случайного поворота событий, и непредсказуемость… В том смысле, в каком непредсказуем ПОТОК – именно поток, это излюбленное словцо Мэрдок – жизни или человеческий характер, та самая чужая душа, которая, как известно, потемки. Высшим проявлением "контингентности" писательница всегда считала русскую литературу, которую очень ценит (она даже выучила русский язык для того, чтобы читать любимых ею авторов в оригинале), противопоставляя литературе "льющейся" – "кристаллическую". Замечательным представителем последней ей кажется Уильям Голдинг, автор "Повелителя мух" и "Шпиля". В сущности, речь здесь идет о произведениях, стремящихся передать "стихию" жизни, и о тех, в которых на первый план выступает притча, аллегория. Скажем сразу, что в творчестве самой Мэрдок равно присутствуют обе тенденции. То одна из них, то другая, становится главенствующей, порой они разнесены по разным произведениям, порой же сосуществуют в пределах одного целого.
"Слуги и снег", разумеется, притча, аллегория человеческого существования. В центре ее – природа власти, взятая в различных аспектах: власть и личность, власть и народ, власть и любовь, свобода и власть, власть и Бог. Динамичный, крепко сбитый сюжет выделен из стихии обычной и обыденной жизни: старинное имение, снег (весьма экзотическое для англичанина явление!), глушь, отрезанность от всего света создают как бы некий островок, замкнутый на самом себе, где особенно четко просматривается все происходящее. Притча, предлагаемая нашему вниманию, помещена как бы вне определенного исторического времени и вне определенного исторического или географического пространства. Что за имя Ориана? И почему вдруг управляющего старинным имением зовут Грюндих, ведь он никак не связан с фирмой, само название которой знаменует собой современность и высокую технологию? И как все-таки зовут нового хозяина поместья – исконным английским именем Бэзил или космополитическим Базиль? Оригинал (Basil) дает возможность для соприсутствия обоих вариантов. В переводе пришлось сделать выбор, и переводчица, полагаю, вполне оправданно остановилась именно на втором варианте, который менее привязан к конкретным национальным реалиям. То же в других деталях – автору важен не конкретный национальный вариант бытования одного и того же явления, а оно само, в его "чистом" виде, и точно так же – сам характер, сам механизм действия. Это, если угодно, матрица, модель, архетип, миф. Они имеют самый широкий смысл и приложимы к самым различным областям жизни – современной и исторической, личной и политической, английской и всякой другой… Власть абсолютная и преступная; власть либеральная, переходящая при отсутствии внутренних скреп и убеждений во власть авторитарную и снова преступную; народ, сначала безмолвствующий, а затем, почувствовав "слабину" власти, бунтующий; сложные переливы господства страха и сервильности и тяги к свободе – таковы повороты философской темы Мэрдок в пьесе "Слуги и снег".
Юный Микки, учась читать, твердит строку о пылающем тигре, хорошо известном всем англичанам. Это начало стихотворения Уильяма Блейка, провидца и мистика, взятая из его известного цикла "Песни невинности". Приведем с некоторыми сокращениями это стихотворение в переводе С. Маршака.
"Тигр, о тигр, светло горящий
В глубине полночной чащи!
Кем задуман огневой
Соразмерный образ твой?
В небесах или глубинах
Тлел огонь очей звериных?
Где таился он века?
Чья нашла его рука?
Что за мастер, полный силы,
Свил твои тугие жилы
И почувствовал меж рук
Сердца первый тяжкий стук?..
Неужели та же сила,
Та же мощная ладонь
И ягненка сотворила,
И тебя, ночной огонь?
Тигр, о тигр, светло горящий
В глубине полночной чащи!
Чьей бессмертною рукой
Создан грозный образ твой?"
Этот текст незримо присутствует во всем действе, обозначая собой присутствие трех начал: гневной и грозной, жертвенной и смиренной, т. е. тигра и ягненка (а по-старому – "агнца", т. е. Христа), и, конечно, Бога-Творца. Мэрдок, по собственному признанию, человек неверующий, однако творчество ее глубоко религиозно. Недаром в пьесе появляется персонаж, помогающий понять смысл искупительной жертвы, ведь вся пьеса лежит в плане религиозного сознания и решения.
Одним из постоянных и мощных символов в творчестве Мэрдок выступает вода – это властная живая стихия, стихия жизни, потока энергии, жизненных сил. В пьесе "Слуги и снег" роль символа выполняет снег, и мне кажется неслучайным тот факт, что снег, как известно, имеет кристаллическое строение. В "кристаллической" пьесе Мэрдок этот образ более чем уместен, а кто сказал, что холодный, сверкающий и многогранный кристалл хуже любой другой формы существования?
Журнал "Современная драматургия"
Нина Демурова
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
(в порядке появления на сцене)
ПИТЕР ДЖЕК, слуга.
БАЗИЛЬ, землевладелец, новый хозяин.
ОРИАНА, его жена.
ГРЮНДИХ, бейлиф.*
ХАНС ДЖОЗЕФ, слуга.
ФРЕДЕРИК, слуга, камердинер Базиля и Орианы.
Отец АМБРОУЗ, священник.
МАРИНА, служанка, невестка Ханса Джозефа и невеста Питера Джека.
МИКИ, мальчик-слуга.
ПАТРИС, цыган.
МАКСИМ, слуга, сын Марины и внук Ханса Джозефа.
Генерал КЛЕЙН, брат Орианы.
Генерала и Патриса играет один актер.
Старинное имение. Глушь. Зима.
По занавесу блики, точно падает снег. Занавес поднимается. Неосвещенная Белая гостиная. Один за другим появляются СЛУГИ с лампами в руках, за ними – ПИТЕР ДЖЕК, потом – БАЗИЛЬ, ОРИАНА и ГРЮНДИХ. БАЗИЛЬ и ОРИАНА в зимней одежде, слегка припорошенной снегом. БАЗИЛЬ удивленно озирается.
ПИТЕР ДЖЕК. Это Белая гостиная, ваша милость.
БАЗИЛЬ. Белая гостиная. Странно. Она словно бы уменьшилась. Ориана, ты помнишь Белую гостиную?
ОРИАНА. До чего ж холодно.
ПИТЕР ДЖЕК. Мы как узнали о вашем приезде, все камины растопили, но, боюсь, тут еще сыро.
БАЗИЛЬ (повысив голос, так как Грюндих глуховат). Меня беспокоит эта сырость, господин Грюндих.
ГРЮНДИХ. Дом с людьми оживает, сэр. Ваш покойный батюшка в эту часть дома и не наведывался.
ПИТЕР ДЖЕК. Это крыло было заперто наглухо. Прошлым летом, когда преставился отец вашей милости, мы тут все открыли, только, не знали, ждать ли вашу милость…