Слуги меча
Шрифт:
— Вы совершенно правы, ваша сестра никогда не преклоняла колен ни передо мной, ни перед кем-либо другим, никогда. А того, кто скажет обратное, прошу вас прислать ко мне, и я избавлю его от заблуждения. — Было бы и в самом деле лучше подвести к этому, выпить чаю, поесть чего-нибудь и составить предварительно вежливую беседу вокруг да около, чтобы прочувствовать подход и несколько сгладить то безрассудство, что я намеревалась предложить. Но как я видела, Баснаэйд на это не пошла бы. Я с таким же успехом могла изложить свое дело здесь и сейчас. — Мой долг перед вашей сестрой гораздо больше, и его невозможно выплатить в полной мере, даже если бы она была
Она дважды моргнула, не находя слов для ответа.
— Что?
Шум водопада на другой стороне пруда был парадоксально и отдаленным, и навязчивым. Лейтенант Тайзэрвэт и гражданин Сирикс застыли, глядя на нас: на Баснаэйд и на меня.
— Я предлагаю, — повторила я, — сделать вас своей наследницей.
— У меня уже есть родители, — сказала Баснаэйд после трехсекундного молчания, не в состоянии поверить услышанному.
— Они прекрасные родители, — подтвердила я. — И заменить их не входит в мои намерения. Я бы, вероятно, и не смогла.
— Тогда каковы же ваши намерения?
— Быть уверенной, — отчетливо произнесла я, зная, что потерпела неудачу, придя к пониманию, что потерплю неудачу, — ради вашей сестры, что вы в абсолютной безопасности и имеете все, что пожелаете, в пределах досягаемости.
— Чего я желаю, — сказала Баснаэйд, так же взвешенно, как только что говорила я, — так это чтобы вы прямо сейчас ушли отсюда и больше никогда со мной не говорили.
Я низко поклонилась, как низшая по положению — тому, кто выше.
— Как угодно гражданину. — Повернувшись, я пошла вверх по тропинке, удаляясь от воды, от Сирикс, по-прежнему стоящей по колено в воде возле лилий, от Баснаэйд Элминг, оставшейся на берегу, чопорной и возмущенной. Даже не оглянувшись, чтобы посмотреть, следует ли за мной лейтенант Тайзэрвэт.
Я знала. Я знала, какой будет реакция Баснаэйд Элминг на мое предложение. Но я думала, что этим утром лишь передам вежливое приглашение, а само противостояние пройдет позже. Я оказалась неправа. А теперь я знала, что капитан Хетнис ожидает в моих комнатах в Подсадье, потея в теплом неподвижном воздухе, и сухо, сердито отказывается от чая, который Калр Пять только что ей предложила. Идти на эту встречу в моем теперешнем настроении было рискованно, но, кажется, приличного способа избежать ее не находилось.
У входа в те комнаты, где сразу за открытой дверью невозмутимо стояла по стойке «смирно» Бо Девять, лейтенант Тайзэрвэт, о которой я совершенно забыла на пути сюда от берега озера, заговорила:
— Сэр. Прошу снисхождения капитана флота.
Я остановилась, не оборачиваясь. Обратилась мысленно к «Милосердию Калра», который показал мне озадачивающую мешанину эмоций. Лейтенант Тайзэрвэт несчастна, как и была все это утро, но ее страдание смешано со странным томлением — по чему? И совершенно новая веселость, которой я никогда в ней не видела.
— Сэр, прошу разрешения вернуться в Сады. — Она хочет вернуться в Сады? Сейчас?
Я вспомнила то поразительное мгновение наслаждения, когда она увидела в пруду рыбку, но при этом осознала, что после того совершенно не обращала на Тайзэрвэт внимания. Я была слишком погружена в свою встречу с Баснаэйд.
— Зачем? — спросила я резко. Не оптимальный, возможно, вариант ответа с учетом обстоятельств, но я сейчас находилась не в лучшей форме.
Какую-то
— Сэр, может быть, я смогу поговорить с ней. Ведь она не велела мне никогда не обращаться к ней вновь. — Пока она произносила это, та странная, полная надежды веселость вспыхнула в ней ярко и резко, а с ней — и то, что я видела бессчетное число раз в молодых, эмоционально уязвимых лейтенантах.
О нет.
— Лейтенант, вы не должны появляться возле гражданина Баснаэйд Элминг. Мне не надо, чтобы вы вмешивались в мои дела. Гражданину Баснаэйд это определенно не нужно.
Я будто ударила Тайзэрвэт. Она чуть не отшатнулась, но удержалась, застыла на месте, потеряв на мгновение дар речи от боли и ярости. Затем сказала с горькой неудовлетворенностью:
— Вы даже не хотите дать мне шанс!
— «Вы даже не хотите дать мне шанс, сэр», — поправила я. Ее нелепые сиреневые глаза наполнились слезами ярости. Будь она просто семнадцатилетним лейтенантом, я бы ее отправила ее собственной дорогой, чтобы ее отверг объект внезапной безрассудной страсти, а затем дала бы ей выплакаться — о, какие океаны слез салаг-лейтенантов поглотила моя форма, когда я была кораблем, — а потом налила бы ей рюмку или три. Но Тайзэрвэт — не какая-то салага-лейтенант. — Отправляйся в свою комнату, лейтенант, приди в себя и умойся. — Еще рано, чтобы напиться, но ей нужно время, чтобы взять себя в руки. — После обеда у тебя увольнительная, чтобы прогуляться и как следует напиться. А еще лучше перепихнуться. Здесь полно более подходящих партнеров. — Интерес могла бы проявить даже гражданин Раугхд, но я этого не сказала. — Ты находилась в присутствии гражданина Баснаэйд целых пять минут. — И когда я это произнесла, стало совсем ясно, насколько это нелепо. Дело — не в Баснаэйд, на самом деле — не в ней, но это лишь добавило мне решимости держать Тайзэрвэт подальше от нее.
— Вы не понимаете! — воскликнула Тайзэрвэт.
Я повернулась к Бо Девять:
— Бо, отведи своего офицера в ее комнату.
— Есть, сэр, — сказала Бо, а я повернулась и вошла в помещение, которое служило прихожей наших маленьких апартаментов.
Когда я была кораблем, у меня были тысячи тел. За исключением чрезвычайных обстоятельств, если одно из этих тел уставало или испытывало стрессовое состояние, я могла предоставить ему перерыв и использовать другое, так, как человек может поменять руки. Если одно из них получало очень тяжелое ранение или переставало эффективно функционировать, мои врачи удаляли его и заменяли другим. Это было в высшей степени удобно.
Когда я была отдельным вспомогательным компонентом, одним из тысяч человеческих тел, частью корабля «Справедливость Торена», я никогда не оставалась одна. Я всегда находилась в окружении самой себя, и остальная часть меня всегда знала, если какое-то конкретное тело в чем-то нуждалось: в отдыхе, пище, прикосновении, ободрении. Тело вспомогательного компонента могло в любое мгновение ощутить себя подавленным или раздраженным или испытать любое другое чувство — это совершенно естественно: тела чувствовали. Но это было столь незначительно, когда речь шла только об одном сегменте среди остальных. Даже будучи охваченным сильным чувством или испытывая физическое неудобство, этот сегмент знал, что он лишь один из многих, знал, что остальные его части рядом, чтобы помочь ему.