Слуги тьмы. И мне будет тепло
Шрифт:
Наконец отряд внизу поравнялся с ловушкой. Малейн подпрыгнул, повис всем своим двухсотфунтовым телом на дальнем конце жерди. Навалился, пригибая упругое дерево к земле. Каменная глыба заскрипела, стирая в пыль залетевший в трещину песок. Затем качнулась и с утробным гудением полетела вниз. Крысы, побросав оружие, кинулись врассыпную. И только фигура в черном не сдвинулась с места. Адепт Нечистого медленно поднял голову, будто хотел остановить взглядом летящую громаду.
Не было даже крови. Каменная глыба полностью накрыла худую фигуру, глубоко впечаталась в землю. Глухой удар, тряхнул скалы, сбил Малейна с ног. Где-то невдалеке загрохотал, стекая по каменным склонам, обвал. Эдвард подбежал к краю, схватил кусок базальта с голову размером и, не
Растерявшиеся лемуты в панике метались по дну ущелья, уже не пытаясь увернуться от летящих сверху стрел и камней. Огромный валун, подпрыгивая, прокатился вниз по дороге, размазал несколько вставших на пути людей-крыс, врезался в край скалы и, разломившись на две половины, остановился. Малейн кинулся к следующему камню, замахнулся, сбрасывая его вниз, и понял, что убивать больше некого.
По всему перевалу лежали изуродованные лемуты. Некоторые, с переломанными руками и ногами, раздробленными грудными клетками и смятыми спинами все еще были живы. Шевелились, раскидывая ошметки кровяной грязи, пытались ползти, приволакивая сплющенные конечности. Угрюмый Браян, с онемевшим от жалости и омерзения лицом, добивал живых короткими ударами бронзового наконечника. Нели небольшим, похожим на уклейку ножиком вырезал стрелы. Цокал раздраженно языком, когда древко оказывалась сломано.
Малейн в первую очередь подошел к глыбе, убившей темного адепта. Земля вокруг камня просела, пошла мелкими трещинами. Черный базальт был испачкан зеленым травяным соком и пылью. Эдвард обошел вокруг камня, присел на корточки, заглянув под нависший каменный край.
Бледная, покрытая сухой шелушащейся кожей, рука все еще шевелилась. Медленно, почти незаметно, сгибалась, раздирая высохшую землю. Затем ладонь дернулась, судорожно выпрямилась, растопырив во все стороны белесые корни пальцев, и замерла, наконец-то умерев. На указательном пальце тускло светился граненым рубином золотой перстень. Эдвард потянул из-за пояса длинный, подаренный отцом кинжал. Прошептал молитву, забрался, скорчившись в три погибели, под нависший край, коротко размахнувшись, резанул остро отточенным лезвием. Поднял перстень, вытряхнув на землю окровавленный обрубок, отер украшение о траву, вылез на свет.
Драгоценность сверкала на солнце, переливаясь всеми оттенками красного. Вспыхивала закатом, горела холодным пожаром осенних листьев, сочилась густым малиновым соком. Казалось, будто ажурная золотая оправа держит кусок замершего огня.
— Красиво, — раздался за спиной чуть хриплый голос Кивина. — Только я не стал бы одевать эту вещь. В ней слишком много от дьявола.
Следующие два дня маленький отряд хоронил погибших. Каменистую землю можно было раскопать от силы на десять дюймов — дальше начиналась сплошная скала. Приходилось выкапывать ямки, складывать в них трупы, а сверху забрасывать камнями и землей. Огромные тучи непонятно откуда взявшихся мух кружили над трупами, лезли в глаза, плотным облаком вились перед лицом. Труднее всего пришлось с медведем. Сброшенное три дня назад со скалы горное чудовище распухло, натянувшаяся шкура трещала и грозилась вот-вот лопнуть, растекшись зловонной лужей тухлых внутренностей. Наконец Браян привел лорсов, привязал к упряжи разлагающуюся тушу и отвез ее вниз, к подножью гор, где скинул в первый попавшийся овраг — не пройдет и пары дней, как птицы и шакалы превратят труп в груду оглоданных костей.
А на третий день вдали снова показалось облако пыли, и через час глазастый Нели разглядел телеги и всадников, покачивающихся на широких спинах лорсов.
— Наши! — раздался над ущельем радостный крик.
К Слаузе отряд вышел на неделю раньше назначенного срока. Небольшой рыбачий поселок забурлил, принимая сразу столько гостей. В пути основной караван охотников догнала пятерка Сагеная и пятерка Свена. Оба этих отряда должны были прочесать широкую полосу, тянувшуюся вдоль тракта, а заодно навестить несколько свободных поселков, из которых давно не было вестей. Путешествие прошло удачно, если не считать того, что на месте одного из хуторов оказалось заросшее малиной и крапивой пепелище.
Увидев Малейна, Сагенай обрадовано заорал, лорс, подстегнутый мысленным приказом, помчался длинными высокими прыжками.
— Малейн! Дружище!
Домчавшись до Эдварда, лорс резко остановился, Сагенай спрыгнул на землю, радостно обнял священника.
— Слава богу, ты жив!
Малейн ошарашено обнял молодого киллмена, затем отодвинул его, и, разглядывая смуглое улыбающееся лицо, спросил:
— А что случилось? Чего это ты бросаешься на меня, словно я тебе отец родной?
Сагенай отступил, и все еще широко улыбаясь, начал взахлеб рассказывать…
Пятерка Сагеная вышла к Роване неделю назад. Больше всего молодой священник боялся увидеть груду еще теплых углей, и разлагающиеся, обглоданные трупы. За несколько дней до этого посланный вперед разведчик наткнулся на следы людей-крыс. Большой отряд лемутов совсем недавно прошел этой же дорогой. Шел быстро, стараясь не оставлять следов. И, что самое неприятное, кроме привычного запаха падали, тянулся за вражеским отрядом еле уловимый запах зла. Кроме Сагеная, его больше не чувствовал никто, даже Мартин, который на спор определял, что за жидкость налита в закупоренную воском бутылку.
И только потом, на привале, Сагенай наконец-то осознал, что это не запах, а след чужой психической деятельности. Вместе с отрядом шел адепт Нечистого, истинный посвященный темного братства.
Вот тогда священник испугался по-настоящему. Не очень сложно справиться с отрядом лемутов. Даже мутировавшие крысы с трудом пользовались оружием, а выросшее тело потеряло свою смертельную скорость и гибкость. Но под властью старшего слуги Нечистого лемуты превращались в бесстрашных и опытных убийц, которым ничего не стоило вырезать спящий поселок.
И потому, увидев посеревшие от дождей бревна частокола, Сагенай искренне обрадовался. Подозрительные стражники долго не хотели их пускать, но наконец-то дубовые ворота со скрипом отворились и пятерка киллменов, сложив оружие перед входом, вошла внутрь. Впереди, сложив руки на груди, стоял высокий худощавый метс со знаком священника-управителя второй степени на щеке.
— Добрый день. — Сагенай склонил голову.
Незнакомый священник ничего не ответил. Взгляд его холодно скользил по щеке Сагеная, пытаясь отыскать неточности в знаке. Юный заклинатель с неприятным холодком в груди вспомнил, что сегодня утром, поправляя знак, он как всегда не дорисовал правый завиток — привычка, оставшаяся после школы. В старших классах считалось особенным шиком нарушить устав, укоротив по-девичьи загнутый завиток. Потом, окончив школу и получив вторую степень, молодой священник мучительно пытался избавиться от вредной и глупой привычки, но рука сама, против воли, останавливалась, заканчивая линию чуть раньше. Перерисовывать знак было плохой приметой, а Сагенай, так удачливо гадавший на фигурках, с изрядным почтением относился к всевозможным поверьям. Но, наверное, именно эта маленькая неточность убедила священника лучше всего. Широко улыбнувшись, он шагнул в сторону, пропуская гостей.
После короткого разговора со священником Сагенай испугался еще больше. Лемуты действительно подходили к поселку. Дозорные вовремя заметили приближающийся отряд и людей-крыс встретили запертые ворота и строй молчаливых лучников, укрывшихся за стенами. Крысы были неважными лучниками, а ломиться на высокую стену без осадных орудий — было истинное безумство.
И тогда впереди показался старшие слуги Нечистого. Адептов черного братства было двое. Худощавые, завернутые в черные плащи, больше похожие на саван, они действительно казались братьями. Даже узкие бесцветные лица были похожи.