Слуньские водопады

Додерер Хаймито

Вскоре после того, как она стала консьержкой в этом доме, там водворилась чета Бахлеров (элегантный доктор Бахлер с первых дней был очень щедр к семейству Венидопплер, точь-в-точь как теперь Хвостик). Консьержке известно все, иной раз, правда, не так уж точно, а эта еще вдобавок была неофиткой. Она, конечно, знала, откуда приехала молодая дама, но поначалу понятия не имела, какая тумбочка та самая (впрочем, все это, вероятно, была выдумка или Окрогельник успел забрать оттуда деньги до последнего гроша; одно было ей известно: что его внезапно опять арестовали, по счастью когда она уже перестала с ним встречаться). Покуда сгружали мебель, Венидопплерша стояла у ворот и помогала советом, а то и делом вносить эту мебель наверх. Да и какая консьержка не заинтересовалась бы обстановкой новых жильцов? Наша же вглядывалась прежде всего в тумбочки. Две новешенькие и очень элегантные входили в спальный

гарнитур, третья, хотя тоже с несколько углубленной мраморной доской, была уже старой и вид имела довольно обшарпанный; эта, пожалуй, и была та самая, возможно, что старуха Эптингер оставила тумбочку дочери - такую мебель, как правило, ставят в комнату для прислуги, ее и сейчас внесли туда, причем Венидопплерша помогала грузчикам. Втаскивая наверх эту тяжелую штуку, они даже не сняли верхней доски, нести-то приходилось всего один марш.

Итак, после первоначального волнения консьержка начисто позабыла об Окрогельнике и о тумбочке. Она и в последующие годы не хотела к ней приближаться. Ключей от квартиры Бахлеров у нее не было, да и вообще очень ей надо рисковать из-за этой чепухи.

Потом пришел день, когда молодая чета переехала в благородно красивый дом в Деблинге. Теперь наверху все было пусто и спокойно, и ключи у Венидопплерши тоже имелись. К ним было еще кое-что приложено, а именно: реестр всей оставленной здесь мебели (шаткий дамский письменный столик, белый вращающийся столик в кухне и даже тумбочка в комнате для прислуги; дубликат этого реестра - здесь чувствовалась рука доктора Эптингера - был вручен новому жильцу, которому предстояло отметить в нем, что из этих вещей он оставляет себе за очень недорогую цену; каждый предмет был кратко описан).

Мицци прошла наверх. Предварительно она вытащила маленькую стамеску из ящика с инструментами и сунула в карман передника.

Светлая лестничная клетка с разноцветными стеклами в окнах произвела на нее приятное впечатление; сейчас она выглядела лучше, чем зимой, когда на ней было холодно и сквозило. Тишина наступала со всех сторон, где-то вдали ограниченная стуком экипажа. Венидопплерша медленно шла по ступенькам, стараясь побороть одолевавшее ее волнение. Вообще-то (когда у нее были ключи) она отпирала квартиры и разгуливала по ним, словно это было собственное ее жилище, ее царство (она хоть и была дочерью торговца кониной, но во всех домовых делах разбиралась очень неплохо), сегодня, однако, ей недоставало царственной уверенности; и это в пустой, покинутой квартире. Итак, она ходила на одеревенелых ногах по опустелым полутемным комнатам, словно бы плававшим в зеленоватой воде (впечатление, создаваемое опущенными жалюзи).

Итак, значит, она ходила по комнатам, пусть даже на одеревенелых ногах, но не направилась прямо из передней в комнату для прислуги; Наконец она добралась до предмета своих размышлений. Это была безобразная штуковина, какой-то дурацкий чурбан, непомерно широкий и потому ни на что не похожий. Такие, может быть, еще встречались в деревнях. Мицци выдвинула маленький ящик и открыла дверцу. Нижняя часть тумбочки не разделялась поперечной доской, как обычно. На нижней нечесаной полке заметен был кольцевидный след от ночной посудины, в свое время стоявшей здесь. Венидопплерша захлопнула дверцу, вдвинула ящик и вынула стамеску из передника. Мраморная доска не была привинчена, только заглублена. Она легко поднялась, так как оказалась довольно тонкой; Мицци сдвинула ее в сторону, но под ней не было ничего, кроме неполированного дерева. Можно было попытаться разломать этот чурбан или дальше его обследовать. Но она чувствовала, что Окрогельник ее надул. Единственным ее утешением в данную минуту была уверенность, что здесь ее никто не видит; кроме того, стамеска была приведена в действие, а не лежала мертвым грузом в кармане передника. Да, наконец что-то сдвинулось с места в этом деле. Уже одно это принесло ей удовлетворение. Она водворила мраморную доску на место, прошла через переднюю к входной двери, тщательно заперла ее и спустилась вниз.

Понятно, вся эта история еще раз всплыла у нее в памяти, когда она прочитала, что Окрогельник уже превратился в хладный труп, а Хвостик к тому времени подарил ей тумбочку. Вскоре она опять развила энергичную деятельность. Снесла вниз подаренный чурбан и отдельно мраморную крышку тумбочка была достаточно тяжела. Поскольку господин Венидопплер был в своей газетной экспедиции, никто ей не мешал. Во дворе у них имелся сарайчик для разного хлама и инструментов. Она поставила там дар господина Хвостика и еще раз проверила, заперта ли входная дверь. Затем подошла к объекту своих треволнений. Открыла дверцу и только теперь заметила, что нижнюю часть шкафчика некогда переделали, но вынутая впоследствии полка и планки,

которые ее держали, все еще были на своих местах. Теперь она вытащила ящичек и со всех сторон его оглядела. Из шкафчика исходил слабый, но не слишком приятный запах эфира - как от духов или какого-то лекарства, вероятно, здесь в свое время держали что-то в этом роде. Мицци отставила ящик в сторону. И тут увидела, что сквозь образовавшееся отверстие нельзя ни заглянуть в нижнюю часть тумбочки, ни просунуть туда руку, что бывает так просто сделать в обычных тумбочках. В данном случае это отверстие было доской отгорожено от нижней части. Мицци нащупала планки, по которым двигался ящик; под ним, однако, она увидела доску, разделявшую верх и низ тумбочки. Она надавила на нее, сначала чуть-чуть, затем посильнее. Доска не выдержала, затрещала и со стуком упала. Венидопплерша нагнулась, вынула доску и заглянула внутрь. Там ничего не было, ничего не было и наверху. Теперь можно было засунуть руку в отверстие, оставшееся от вынутого ящика.

– Ах ты, бесстыжая тварь!
– крикнула Мицци Окрогельнику в потусторонний мир.

Потом вернула ящик на место, ногой захлопнула дверцу, с этой самой дощечкой в руке пошла на кухню и кинула ее в растопки. Все это под ворчливые восклицания в адрес Окрогельника с его проклятыми хоронками, которые уж, конечно, никому почтения не внушали. Но пора было готовить обед. С помощью сухой доски она быстро разожжет плиту. Она снова вытащила ее на свет божий и взяла в руки топорик. Только она собралась расколоть ее посередке, как заметила, что к ней обойными гвоздиками прибито что-то вроде заплатки из тонкой фанеры. Подсунутое под эту фанеру острие топорика тотчас же отодрало ее, и в тот же миг вокруг голых ног Мицци стали виться бумажки. В них она, отнюдь не сразу и почти против воли, признала крупные банкноты.

Само собой разумеется, она поспешила убрать топорик и встала на колени (возможно, не только в прямом, но и в переносном значении). Поэтому и ругань в адрес Окрогельника не прекратилась, а так как одна из банкнот оказалась под буфетом, бедному ворюге пришлось еще раз стерпеть слова "бесстыжая тварь", брошенные ему вдогонку на тот свет (Венидопплерша в этот момент, высоко подняв зад, шарила под буфетом маленькой метелкой, силясь выудить оттуда упавшую банкноту). Когда все они, заботливо разглаженные, уже лежали на столе, оказалось, что там пятьсот гульденов, то есть по тем временам неплохое приданое. Так вот каково его хваленое "золото". Хвастун. Потом Мицци решила, что так оно, пожалуй, лучше. Не надо никуда ходить, ничего не надо обменивать. Это чистоган.

С этой минуты Венидопплершу охватило желание отделаться от пресловутой тумбочки. Она могла бы расколоть ее и сжечь в плите. Но, не говоря уж о том, что разбить эдакий чурбак не так-то просто, она боялась разговоров, вопросов супруга, что значат эти обломки мебели, валяющиеся у плиты, и замечаний, что в этом шкафчике можно было держать кое-какие мелочи...
– и уже заранее злилась. Старьевщику или в ломбард эдакую дрянь не сбудешь. Во-первых, не так-то легко отделаться от старомодной тумбочки (попробуйте-ка сами). А Венидопплерша хотела этого во что бы то ни стало. Может быть, в глубине хлопотливой души ей казалось, что дух Окрогельника еще обитает в этой штуковине. "Бесстыжая тварь" уже был покойником. Значит, и его обиталище не должно мозолить ей глаза.

В те времена существовало так называемое объединение "Крохи". Благотворительное общество, собиравшее для беднейших из бедняков старые, однако еще пригодные вещи, осточертевшие своим владельцам; но еще ценные для тех, кто ничего не мог купить, - погорельцы, например, или жертвы стихийных бедствий, переселенцы или бедняки, намеревающиеся вступить в брак. Совсем недавно, кажется позавчера, что-то такое промелькнуло в газете: царское правительство России готово предоставить неимущим переселенцам земли и угодья в местах, подлежащих заселению. Венидопплерша и вправду отыскала в своей газете заметку, прочтенную третьего дня. Приблизительно через неделю к дому подъехала машина, собиравшая доброхотные даяния. Тумбочка начала свой путь в далекие края. Но мраморную доску Венидопплерша припрятала. Мало ли на что она могла пригодиться.

В годы, когда Дональд жил в Бриндли-Холле и учился в Чифлингтоне, его время от времени грызла тоска, желание побыть в доме на Принценалле, что на краю Пратера, в своей детской над холлом, но прежде всего тоска по Кэт и ее гитаре. Если дед был в Вене, что случалось довольно редко, а Кэт в Англии (оказалось, что посылать ее сюда совершенно ни к чему, даже дурно, пожалуй), ей приходилось играть и петь для маленького Дональда. Когда она приезжала, он пристально смотрел на ее багаж: захватила ли она с собой гитару. А потом заставлял ее играть и петь в парке, у большого пруда, почти озера.