Слышишь, Кричит сова !
Шрифт:
Разбудив ключаря (я вынужден воздержаться от объяснения термилов - это заняло бы слишком много времени. Если мы не вернемся, Большой Анализатор Академии без особого труд.а расшифрует все). Итак, разбудив ключаря, мы отпустили его, велев принести бритву. Теперь мы знали, что такое "тонзура", что такое "бриться". Мы даже довольно уверенно - информацию получили и двигательные центры - выскоблили друг другу макушки. Так мы превратились в фра Цига и фра Рете. Теперь, когда мы решили почти все вопросы, мучившие нас сразу после катастрофы, дальнейшее нарушение законов
Вышло все так, как мы и предполагали. Разбудить нас не решились, но, как только мы проснулись, патер Бонифаций буквально влетел в нашу келью. На лице его были написаны одновременно недоверие, жадность, страх - целая гамма вполне отвратительных чувств, которые и без телепатии показывали, какого рода мысли вертятся у него в голове.
Подробности разговора я опускаю. Мы подтвердили патеру наше намерение остаться, а также обещание насчет аурума.
В лаборатории, оказавшейся темным, закопченным помещением, установленным сосудами из прозрачного хрупкого материала, мы нашли различные примитивные орудия, назначение которых нам было понятно благодаря Геду и Борсу.
Цигу пришлось поднатужиться и вспомнить кое-что из курса кристаллической перестройки первичных металлов.
И через час он протянул патеру Бонифацию кусок аурума величиной с кулак.
– По-моему, Циг перестарался, потому что патера чуть не хватил удар. Я тут же тихонько посоветовал Цигу поумерить пыл, не то мы рискуем обесценить этот странный эквивалент.
Придя в себя, Бонифаций, перекрестившись, схватил слиток и, пряча его под полой, умчался с невероятной при его тучности скоростью.
Вечером мы обсудили наши первые шаги и решили, что посылка сигнала становится возможной. Оставалось решить, какой избрать носитель. Циг сказал: - Я думаю, что тебе как психопластику нужно определить свойства, которые позволили бы носителю пройти сквозь века и донести сигнал до Совета.
– Я с самого начала думал об этом,- признался я.
– Вариантов много. Например, ввести информацию в наследственную память какого-либо человека.
– Это исключено. Мы не можем быть уверены, что цепочка не прервется через год, десятилетие или век.
– Верно. Поэтому я пришел в конце концов к выводу, что сигнал нужно поместить в предмет, который должен обладать по меньшей мере тремя свойствами.
– Какими же?
– Первое - неуничтожимость. Ясно почему.
– Ясно. И выполнимо.
– Второе: он должен представлять собой ценность, которая будет храниться людьми, хотя бы как дорогой предмет.
– Как аурум.
– Как аурум. С одним отличием. Как мы знаем, аурум постоянно переходит из рук в руки. Он может быть разрублен, расплющен, переплавлен. Наш предмет должен сохранять свою ценность только в целом, первоначальном виде. Больше того, он должен походить на нечто существующее в довольно большом количестве. И круг его возможных владельцев должен быть ограничен.
– Ты клонишь к чему-то? Ты уже придумал?
– Подожди. Тот предмет, о котором я
– Что это за предмет?
– Ты обратил внимание, что келарь носит в связке не все ключи?
– Нет.
– Один у него висит на цепочке рядом с нагрудным крестом.
– Ну так что ж?
– Это ключ от книгохранилища.
– Книга - это тот предмет, который отвечает всем требованиям?
– Да. Ценный и одновременно распространенный предмет обихода довольно ограниченного круга лиц. В массе себе подобных она может легко затеряться надолго, не бросаясь в глаза...
Циг провозился целый день, подыскивая материал, который при преобразовании в монокристалл приобретал бы форму, цвет и гибкость книжной страницы.
Я тем временем, взяв у келаря с разрешения настоятеля ключ от книгохранилища, подбирал наиболее распространенный формат и внешний вид книги, Отобрав одну, я показ-ал ее Цигу.
Он наморщил лоб и вдруг сказал: - Послушай, а зачем мне возиться с каждой отдельной страницей? Куда проще, то есть удобнее, вырастить монокристаллы в друзе, имеющей форму книги!
Это было нелегко, но, по-моему, у Цига получилось неплохо. Он принялся за обложку. А я начал переводить сигнал и свои записи в психосимволы. Большую часть я уже перенес на страницы носителя. К тому времени, когда Циг закончит переплет, а это будет к завтрашнему вечеру, я запишу все, что успею, и мы отправим сигнал. Проще говоря, поставим его на полку среди других книг. И нам останется только ждать...
Носитель закончен. Все записанное мною перенесено в него. Остались три чистые страницы. И мне не хочется оставлять их чистыми. Потому что, пока я пишу, мне кажется, что я рядом со своим временем. Стоит мне оторваться и взглянуть вокруг - я вижу низкие каменные своды, оплывший огарок на узком столе, и безнадежность овладевает мной. Циг много раз говорил о кругах времени, о пересечении их. Но передо мной огарок, надо мной камень, и я не могу представить себе эти круги...
Вчера монастырь охватило странное беспокойство.
К вечеру все монахи попрятались. Мы с Цигом сидели в лаборатории. В келью идти не хотелось. Циг углем рисовал на стене пересечения темпоральных окружностей, пытаясь объяснить мне возможность соседства двух отдаленнейших точек времени.
Вдруг дверь распахнулась, и быстрым шагом в лабораторию вошел высокий незнакомый монах в черной сутане.
За ним, мелко ступая, вкатился отец Бонифаций.
– Мир вам,- сказал монах, пристально вглядываясь в наши лица.
Мы поклонились.
– Это,- каким-то заискивающим тоном принялся объяснять патер Бонифаций,- наши новые братья. Послушны и трудолюбивы, высокочтимый брат мой.