Смех без причины

Винокур Владимир Александрович

Борис старше меня на четыре года. На самом деле все думали, что артистом станет именно он. Добрый, веселый, любящий и тонко чувствующий музыку, Борис до последнего дня жил в Курске и сохранял традиции. Мало того, что Боря инженер-строитель, как папа, потом он еще и шоу-бизнесом занимался, и благодаря мне в какой-то степени перетаскал в Курск практически всех артистов. Огромное количество зрителей Боре благодарны: артисты были лучшие из лучших.

В Курске был большой цирк на тысячу семьсот мест, пока не сгорел; был и стадион, и Дом офицеров – на всех этих площадках выступали мои друзья, а Борис долгое время был продюсером.

Артисты очень любили приезжать в Курск, потому что Борис чрезвычайно радушно их принимал. Он не

зарабатывал на этом. Не накопитель по природе своей, он всегда старался принять людей по высшему разряду, устраивал веселье, угощал всех. Тратил все, что зарабатывал. Накрывал огромные «поляны», причем праздник начинался уже с аэропорта или с вокзала. Всегда угощение отличное, артисты довольны, а Боря потом подсчитывал свои убытки.

Пока создавалась книга, которую вы держите в руках, Борис Натанович Винокур ушел из жизни. Буквально неделю назад, двадцать восьмого июля две тысячи десятого года, на шестьдесят шестом году жизни Борис, мой любимый брат, покинул этот мир.

Часто в таких случаях говорят: «Скоропостижно скончался». Но Боря долго болел. Диабет такая болезнь, которая пожирает человека изнутри, не дает нормально воспринимать внешний мир, потому что уходит зрение, разрушаются внутренние органы…

У Бориса была почечная недостаточность, онкология одной почки. Мы все скрывали от него эту горькую правду. Жизнелюбивый, праздничный Боря периодически нуждался в гемодиализе. Человек, который любил друзей, любил их принимать, угощать, ухаживать, был всегда веселым и радушным хозяином, был вынужден часто прибегать к помощи врачей.

Все мои друзья проехали через город Курск, все знали и любили Бориса. Филипп Киркоров, Алла Пугачева, Лев Лещенко, София Ротару, Иосиф Кобзон, Александр Розенбаум, я со своим театром, Коля Басков – мы все с удовольствием ездили. Боре важно было прежде всего нести радость людям. Ему было присуще одно качество, которого лишены многие продюсеры, – Борис искренне любил артистов. Для него артист не был источником наживы.

Вчера вечером мне звонил Слава Добрынин, плакал как ребенок. Вспоминал, что лучшие гастроли в жизни у него были именно с Борькой. Круглосуточно смех, анекдоты, веселье, праздник при встрече, застолье при прощании. Не так, как зачастую бывает: после выступления об артисте забывают, даже не всегда по-человечески проводить удосуживаются. Боря делал все от самолета до порога. Из Америки позвонил Коля Басков, тоже с рыданиями. Когда Николай был на концерте в Курске по приглашению Бориса, то со сцены сказал много добрых и искренних слов о нем. Коля вообще очень сблизился не только со мной, но и со всей нашей семьей и принял наше горе очень близко к сердцу. Так же, как и Филипп Киркоров, звонивший мне в слезах и вспоминавший очень тепло о Боре. Иосиф Кобзон звонит по десять раз в день, очень волнуется о здоровье мамы. Он всегда говорил, что нас с ним объединяет любовь к матери. Мама Иосифа, которую он боготворил, давно покинула этот мир, как и мама Левы Лещенко и многих других, и мою маму они называют «нашей мамой», почитая ее как родную.

Борю все любили, потому что он вообще был очень заботливым и внимательным. Он же не всегда был больным и слабым. До того как его подкосила болезнь, это был сильный красивый мужчина, душа любого застолья, способный одним махом выпить стакан водки! Так делал Ян Абрамович Френкель. Он выпивал стакан водки и говорил:

– Догоняйте… – И больше в этот вечер не пил.

А Боря говорил: «Догоняйте» – и пил еще несколько стаканов.

Никто не был обойден Бориным вниманием. Он был физически очень крепким, просто пропустил момент, когда надо было заняться своим здоровьем. Оно ведь у каждого не бесконечно. Перед роковой операцией, когда ничто не предвещало трагедии, я разговаривал с братом. Он сказал, что готов к победе и ждет меня из Юрмалы, где мне предстояло участвовать в фестивале «Новая волна».

Я

со спокойным сердцем улетел. Потом мне позвонил начальник госпиталя, сообщил, что операция прошла успешно. Позже позвонил врач и сказал, что сердце Бориса, к сожалению, не выдерживает, «не заводится». Я ответил: «Заводи!» Врач произнес: «Дайте мне минут двадцать». Минуты превратились в вечность. Через двадцать минут мне сообщили о смерти брата.

Жуткое совпадение: на параллельную линию моего мобильного телефона в это самое мгновение звонила мама. Она беспокоилась о Боре. До утра я врал ей, что Боря в реанимации. А сам тем временем собрал вещи и вылетел в Москву. Тамаре и Насте не удалось взять билеты на тот же рейс, они прилетели утром.

Самое страшное было сказать о случившемся матери, которая вместе с мамой моего друга и соратника Александра Достмана отдыхала в санатории, она знала, что я накануне улетел в Юрмалу. Поэтому, когда мы с Александром приехали в санаторий, мама, встретившая нас на крылечке, все сразу поняла. Она не могла осознать, как это возможно, что мать в восемьдесят восемь лет жива, а сын в шестьдесят шесть ушел. Я пытался объяснить ей, что Боря отмучился, потому что у него были страшные боли, ему все время кололи какие-то лекарства. Бедное сердце брата не выдержало таких испытаний.

Ко мне приехала большая курская диаспора, все рыдали, говорили, как им его не хватает. Брат до конца продолжал работать. Говорил, что если будет сидеть дома, то умрет еще раньше. Общение с людьми было для него очень важно. Все помнят Борьку светлым, ярким, веселым и артистичным, красивым и музыкальным. Он много добра сделал, много построил в Курске. Будучи сам пациентом онкологического центра, бесконечно хлопотал за других больных земляков, чтобы они тоже могли пройти необходимое лечение. Добрейшей души был человек, и потому очень сдружилась с ним моя жена Тамара. Она была последней, кто видел его перед операцией. Я выступал на концерте, а Тамара встретила его на вокзале, привезла на дачу, окружила вниманием и заботой, потом отвезла в больницу и уже приготовилась сама ухаживать за ним в период послеоперационной реабилитации. Отвела ему апартаменты на даче – самые прохладные и удобные комнаты. Как раз это все произошло в период страшной жары, обрушившейся на Москву и соседние регионы. Тамара очень жалела Бориса, сочувствовала ему и любила как родного. Для Тамары, для Насти, для Бориной семьи и для нас с мамой его уход стал настоящей трагедией. Особенно для мамы. Мы все сравнительно молоды, а маме трудно пережить это горе. Дай бог сил ей и всем нам. Пока живы наши родители, мы остаемся детьми. А так хочется продлить детство.

Приняли решение похоронить Борю здесь, в Москве, потому что и отец тут похоронен, а в Курске у нас уже, кроме Аллочки, никого не осталось. Аллочка – жена брата, теперь вдова, много лет в нашей семье. Преданный, добрый, милый человек. Дружит с моей женой, мама ее очень любит. Я сделаю все возможное, чтобы она жила с нами.

Аллочка с Борей сына вырастили. Мой тезка Володя Винокур. Никто ведь не знал, что я стану популярным, вот и назвали ребенка Володей. И тот, когда маленьким был, называл меня Федей, чтобы в семье не было двух Владимиров. Так что у меня есть подпольная кличка Федя. А племянник сейчас в Москве живет, бизнесом занимается.

И всех теперь буду поддерживать я. Я ведь теперь старший.

Глава 3

Любимые женщины Винокура – Тамара и Настенька

Во времена моей работы в Театре оперетты я познакомился с очаровательной балериной Тамарой Перваковой. Мы играли с ней в одном спектакле для детей, где я был Двоечником, а Тамара танцевала Куклу. Красивая, дерзкая, с выразительными глазами и выдающейся фигурой, она произвела на меня сильное впечатление. Плюс ко всему на Тамару совершенно не действовали мои отработанные приемы охмурения девушек. Я получал отказ за отказом.