Смерть бродит по лесу
Шрифт:
Глава двенадцатая ТРИМБЛ В «АЛЬПАХ»
В Пасхальную субботу Годфри Рэнсом на холм не пошел. В тот день, как и в каждый день во время банковских каникул, обитатели «Альп» жили на осадном положении. Бесконечная череда малолитражек и тяжелогруженых мотоциклов с колясками запрудила проселок, ведущий мимо их ворот, а склоны позади садового забора кишели пешими отдыхающими. Нужно ли говорить, что подавляющее их большинство послушно пользовались просторами природы, на которые имели право по закону. Всего одному из сотни приходило в голову бросать свои пустые бутылки на лужайку миссис Рэнсом, всего десяток
Казалось бы, утомительное времяпрепровождение для молодого интеллектуала, который мечтал на пару часов плотно засесть за свою работу на литературный конкурс журнала «Новый государственник», но Годфри, который никогда прежде не жил в живописном месте, это занятие увлекло. Он уже собрал по периметру разнообразную коллекцию подношений мусорному баку, отвадил нескольких маленьких мальчиков от попытки пройти по колышкам забора в запущенной части сада и сообщил двум замученным матерям, которые решительным шагом подошли к крыльцу, требуя, чтобы им указали путь к туалету, что все требуемое они найдут в чайных павильонах чуть дальше. Затем последовало временное затишье, и он попытался хотя бы настроиться на литературное творчество. Однако долго затишье не продлилось. Через несколько минут он услышал, как калитка снова открывается, и впереди замаячили еще двое незваных гостей.
То, что новоприбывшие тщательно закрыли за собой калитку, само по себе достаточно выделяло их среди прочих чужаков, объявлявшихся в «Альпах» тем утром. Их неспешная походка вселяла уверенность, что дело у них не той срочности, как у дам, которым он рекомендовал чайные павильоны. Они подошли к дому так, словно намеревались нанести светский визит, но Годфри уже достаточно хорошо знал свою мать, чтобы безошибочно определить: эти двое не из тех, с кем она стала бы поддерживать дружеские отношения.
Годфри встретил их на полпути к двери. Наказ матери после завтрака тем утром звучал: «Бога ради, Годфри, никого не пускай!»
И пока он не получит веских свидетельств обратного, надо предполагать, что и эти двое относятся к тем, кого не надо пускать. Но не успел он открыть рот, как меньший заговорил:
— Доброе утро. Мы офицеры полиции. Вы мистер Рэнсом?
— Да, — сказал Годфри. — То есть... я хотел сказать... да.
Эх, не так, подумалось ему, ответил бы на столь простой вопрос человек светский, повидавший мир. Нет ведь ни малейшей причины тревожиться, когда полицейский спрашивает у тебя фамилию. Ни один разумный человек не станет волноваться. И тут он почувствовал, что краснеет. К счастью, меньший ничего необычного как будто не заметил.
— Кстати, меня зовут Тримбл, — представился он. — Суперинтендант Тримбл. Мы с моим коллегой расследуем убийство миссис Порфир. Насколько мы знаем, она заходила сюда в четверг после полудня.
— Э-э, да. Заходила.
— Тогда вы, наверное, будете не против помочь нам, ответив на несколько вопросов?
— К вашим услугам, суперинтендант. (Вот так гораздо лучше. Так, во всяком случае, говорят парни в романах.)
Годфри повел их в дом и решил, что лучше разместиться в столовой. Мама, как ему было известно, сидела в салоне в другом конце дома, и он не стал тревожить ее без крайней необходимости. Коллега Тримбла извлек листы бумаги — по виду официальные бланки, — разложил на столе, где те показались неприятными и чуждыми на фоне изысканного полированного красного дерева, и Годфри нервно приготовился к первому в своей жизни допросу.
— В котором часу миссис Порфир пришла сюда в четверг?
— Приблизительно в половине четвертого.
Долгая пауза, во время которой коллега деловито корябает перьевой ручкой.
— Она пришла одна?
— Она приехала на машине мистера Уэндона.
Все оказалось на удивление просто. Едва преодолев первоначальное беспокойство, что сделался предметом полицейского расследования. Годфри с легким стыдом обнаружил, что получает удовольствие от происходящего. Человек разумный, такой как он, не придает большого значения подобным мелочам, однако они, несомненно, приносят ощущение значимости. Он отвечал четко и полагал, что умело подобранные слова произведут на суперинтенданта впечатление.
Его довольство собой печально съежилось, когда по завершении допроса ему зачитали показания, изложенные скупым, официальным английским, где все цветы речи были обкорнаны, а голые факты запечатлены во всей их неприглядности. Изложенные таким образом показания мало что давали. Их едва хватило на полторы страницы полицейской писчей бумаги.
Он подписался. Тримбл поставил свою подпись свидетеля, и на этом допрос закончился. Однако, складывая лист, чтобы его убрать, суперинтендант вдруг спросил:
— Вы ведь были возле тиса вчера утром?
— Да, был.
— Что-то искали?
— Да.
— Нашли то, что искали, мистер Рэнсом?
Выражение на лице суперинтенданта можно было назвать игривым. Годфри оно напомнило одну его утомительную тетушку, которая вот-вот извлечет «сюрприз на Рождество». Но тогда он был маленьким мальчиком, а теперь ему не нравилось, когда с ним обращаются как с маленьким мальчиком.
— Нет, — ответил он в самой взрослой своей манере. — Хотите, чтобы я описал вам этот предмет? Полагаю, вы что-то нашли.
— Я нашел вот это, мистер Рэнсом.
На широкой ладони суперинтенданта засверкала бриллиантовая сережка.
— Ох, слава Богу! — Облегчение Годфри, что видит ее снова, смело его временное раздражение. — Мама очень обрадуется.
— Вы узнаете сережку миссис Рэнсом?
— Конечно.
— И когда же она ее потеряла?
Игривость с суперинтенданта слетела, и его голос сделался определенно жестким и неприятным.
С мгновение Годфри молчал. В короткую паузу перед ответом у него было время очень испугаться, почувствовать себя очень глупо и очень рассердиться.
— Думаю, вам лучше спросить ее саму, — сказал он наконец.
Тримбл наградил его долгим пристальным взглядом. Теперь его лицо было лишено всяческого выражения.
— Как вам будет угодно, мистер Рэнсом, — согласился он.
Миссис Рэнсом сидела за шитьем у себя в салоне, когда Годфри вошел с двумя детективами. При виде их она подняла тонко выщипанные брови.
— В чем дело, Годфри? — спросила она. — И кто эти замечательные люди? Я же просила тебя никого не впускать.