Смерть дня (День смерти)
Шрифт:
Когда я вышла на улицу, уже стемнело. Падал снег, пешеходы шли либо по дороге, либо по узеньким тропинкам на тротуарах – осторожно, мелкими шажками, опасаясь провалиться по щиколотку. Я тащилась за парочкой – девушка впереди, парень сзади, его руки у нее на плечах. Завязки на рюкзаках болтались из стороны в сторону в такт раскачиванию бедер, когда они пытались не сойти с тропинки. Время от времени девушка останавливалась и ловила снежинки языком.
С заходом солнца температура упала, и, когда я добралась до машины, ветровое стекло уже покрылось льдом. Я достала скребок и убрала замерзший снег, проклиная свою
По дороге домой я проигрывала сцену в кабинете Жанно, пытаясь разгадать странное поведение ассистентки. Почему она так нервничала? Похоже, девушка испытывала перед Жанно священный ужас, выходящий за рамки обычного уважения к преподавателю. Она трижды упомянула о своем походе к ксероксу, но в коридоре у нее не было никаких бумаг. Я вдруг поняла, что даже не спросила имени ассистентки.
Я подумала о Жанно. Она такая любезная, такая невозмутимая, будто привыкла повелевать любой аудиторией. Я представила ее проницательные глаза, не вязавшиеся с крошечным телом и тихой, мягкой, медлительной речью. Она заставляла меня чувствовать себя студенткой. Почему? И тут я вспомнила. Жанно постоянно смотрела в глаза. Да еще и сверхъестественная радужка сбивала с толку.
Дома я обнаружила два сообщения. Первое заставило слегка понервничать. Гарри записалась на свои курсы и собиралась стать современным гуру духовного здоровья.
Второе породило глубоко в груди леденящий холод. Я слушала и наблюдала, как на стене моего сада собирается шапка снега. Новые снежинки ложились поверх серых предшественниц, как новорожденная невинность на прошлогодние грехи.
– Бреннан, если ты дома, подними трубку. Это важно.
Пауза.
– Дело в Сен-Жовите получило новый оборот. – В голосе Райана – печаль. – Мы обыскали хозяйственные постройки и обнаружили еще четыре тела за лестницей.
Он глубоко затянулся, выпустил дым.
– Двое взрослых и два ребенка. Они не обгорели, но зрелище жуткое. Я никогда такого не видел. Не хочу углубляться в подробности, но в игре появились новые, чертовски неприятные обстоятельств. Увидимся утром.
7
Райан не одинок в своем отвращении. Я видела детей, с которыми жестоко обращались и морили голодом. Видела их после побоев, изнасилования, удушения, пыток, но того, что сотворили с малышами из Сен-Жовита, и представить не могла.
Остальным позвонили вчера вечером. Когда я приехала в восемь пятнадцать, вокруг здания Управления безопасности Квебека собралось несколько фургонов прессы с затемненными окнами, из выхлопных труб которых клубами валил дым.
Хотя обычно рабочий день начинается в полдевятого, в большом кабинете для вскрытия уже не протолкнуться. Тут же и Бертран вместе с другими полицейскими детективами Квебека и фотографом из Section d’Identite Judiciare. Райан еще не приехал.
Началось внутреннее обследование, на угловом столике лежало несколько поляроидных снимков. Когда я вошла, тело уже отнесли на рентген, а Ламанш что-то писал в блокноте. Он отложил ручку и взглянул на меня:
– Рад, что вы пришли. Мне нужна помощь в определении возраста младенцев.
Я кивнула.
– И возможно, использовали необычный… – он искал слово; длинное, как у таксы, лицо напряглось, – необычное орудие
Я кивнула и пошла переодеваться. Райан улыбнулся и помахал мне рукой, когда мы столкнулись в коридоре. Его глаза слезились, нос и щеки покраснели, будто он шел по морозу.
В раздевалке я пыталась подготовиться к предстоящему зрелищу. Пара убитых младенцев – это само по себе ужасно. Что Ламанш имел в виду под необычным орудием убийства?
Детьми заниматься всегда сложно. Когда дочка была маленькая, после каждого трупа ребенка я боролась с настойчивым желанием привязать Кэти к себе и не спускать с нее глаз.
Сейчас Кэти выросла, но я все равно боюсь вида мертвых детей. Из всех жертв они наиболее уязвимые, доверчивые и невинные. Мне плохо каждый раз, когда в морг привозят детский труп. На меня смотрит жестокое свидетельство человеческого падения. И мало что тут может утешить.
Я вернулась в кабинет для вскрытия, думая, что подготовилась достаточно. Потом увидела маленькое тело на нержавеющей стали.
Кукла. Вот мое первое впечатление. Большая резиновая кукла, посеревшая от времени. У меня была такая в детстве: розовая и сладко пахнущая резиной. Я кормила ее через маленькое круглое отверстие между губами и меняла подгузники, когда вода вытекала наружу.
Но это не была игрушка. Ребенок лежал на животе, руки вытянуты вдоль тела, пальцы сжаты в крохотные кулачки. Ягодицы плоские, белые полосы пересекают синюшные пятна на спине. Ярко-красная шапка на маленькой головке. Младенец был голый, не считая миниатюрных квадратиков браслета на правом запястье. У левой лопатки виднелись две раны.
Пижама лежала на ближайшем столике: с фланели улыбались розовые и голубые грузовички. Рядом памперсы, хлопчатобумажная распашонка, застегивающаяся на крючки, свитер с длинными рукавами и белые носки. Все запятнано кровью.
Ламанш говорил в диктофон:
–Race blanche b'eb'e, bien d'evelopp'e et bien nourris… [18]
«Хорошо развитый и хорошо вскормленный, но мертвый», – подумала я с зарождающейся яростью.
– Le corps est bien pr'eserv'e, avec une l'eg`ere mac'eration 'epidermique… [19]
18
Ребенок белой расы, хорошо развит и хорошо питался (фр.).
19
Тело хорошо сохранилось, есть легкая мацерация эпидермиса (фр.).
Я посмотрела на маленький труп. Да, он хорошо сохранился, только на руках кожа слегка сморщилась.
– Думаю, раны самозащиты искать не придется. – Бертран встал рядом со мной.
Я не ответила, сейчас мне не до черного юмора.
– В холодильнике еще один, – продолжил он.
– Так нам сказали, – процедила я.
– Да, боже. Младенцы.
Я посмотрела ему в глаза и ощутила укол вины. Бертран не шутил. Он выглядел так, будто умер его собственный ребенок.
– Младенцы. Кто-то прикончил их и спрятал в подвале. Хладнокровно, будто походя. Хуже того, убийца, возможно, знал детей.