Смерть ей к лицу
Шрифт:
А затем Кондратьев произнес странную для меня фразу, в смысл которой я так и не въехала:
— В живых должен остаться один. Предсказатель…
Он собрал оружие. Свой автомат, автомат незнакомца, набросил их на плечо, подобрал пистолет и после этого жестко отрубил:
— Нужно уходить.
Я была согласна с ним. Здесь слишком много мертвых. И мне даже показалось, что я ощущаю запах неживой плоти.
— Как он обнаружил нас? — спросила я, намекая на того, кто ворвался на поляну.
— Он был с Раисой. Думаю, он поджидал нас. Там, где мы должны были выбраться из канализационных коммуникаций на поверхность. Гера, по всей видимости, указал место выхода — где нас следовало подобрать. Он ждал, увидел нас. Только повели мы себя не так, как полагается… Потому что Раиса в тот момент не имела возможности командовать нами. Мы забрались в первую машину, стоявшую в подворотне, и попытались смотаться.
— Думаешь, он сел вам на хвост?
— Не иначе.
Он замолчал, потом резко обернулся к Марине:
— Тебе лучше пойти с нами. Сестричку ты не вернёшь… Каюсь, тащил я ее раненой на себе из чисто меркантильных соображений, впрочем, какие иные оставались, если она хотела меня пристрелить. Я думал от неё хоть что-то услышать. Но не пришлось. Теперь остается двигаться дальше… И тебе тоже. Ты смогла проститься с ней. Так что будь за это благодарна.
Марина подняла голову и посмотрела на говорившего. Благодарности на ее лице я не заметила. Ни грамма. И последовавшие далее слова подтвердили это.
— Не дождёшься, — не сказала — выплюнула она. — А сестру я перезахороню.
— Я бы не советовал.
— Пошёл ты со своими советами. И валите отсюда! У нас разные пути.
И она вновь склонила голову к могиле.
Кондратьев насупился, подождал с минуту, надеясь, что Марина одумается, потом понял, что ждет зря, — равнодушно пожал плечами, дескать, я сделал все, что мог. Подхватил меня под руку, подтолкнул вперёд, мол, иди, и сам последовал за мной.
— Постойте!
Мы уже выходили с поляны, когда услышали голос Марины. И оба вместе оглянулись.
Она по-прежнему сидела у могилы. И смотрела на нас.
На миг мне показалось, что она опомнилась. И сейчас встанет и последует за нами.
Я угадала лишь от части. Она не поднялась. И не последовала за нами. Она сказала:
— Мой муж любил яхты. Когда-то, несколько лет назад, когда мы ещё не были разведены, провели несколько дней в Туапсе — проездом. Там он увидел одну такую посудину, которая ему обалденно понравилась. В общем, и тот городишко ему приглянулся. Он тогда сказал, что остаток дней провёл бы именно там. Купил бы яхту, домик. Но домик — это так… Жил бы только на яхте. «Бригантина» она называлась.
— Туапсе? — Кондратьев поморщился. В это ему не верилось. — Скорее он уберётся в далёкую страну.
— Я сказала все, что знала. И что вы хотели. Не нравится — можете забыть. Всё. Прощайте.
И её взгляд вновь упёрся в землю.
Мы с Кондратьевым переглянулись, а затем продолжили наш путь.
Наверное, каждый в эту минуту готов был забыть все, что произошло на этой поляне. Только такое не забывается. Бесследно ничего не проходит — шрамы остаются на всю жизнь.
Кондратьев сложил оружие в багажник «Тойоты», оглядел машину, которая стояла поодаль, — «Форд», без сомнения, был незнакомца, никого больше на поляну не заносило.
После осмотра Кондратьев неторопливо отвинтил крышечки баков у одной и у второй иномарки, смочил ветошь горючим и сделал ею небольшую бензиновую дорожку от машин. Я поняла, что он хочет эти чертовы тачки мал-мал поуродовать. И выразила сомнение: дескать, и нам нужно добираться до города, да и как же Марина? Кондратьев заявил, что мы доберемся на попутке или еще как, а Марина пусть сама выбирается, раз отказалась от нашей помощи. Оставлять обе иномарки в рабочем состоянии Кондратьев категорически отказался.
После чего отослал меня подальше, поджег одну и вторую дорожки и метнулся в укрытие.
Рвануло пошибче кейса. И черный шлейф дыма еще долго вздымался между кронами деревьев высоко в небо. И лишь когда дыма поубавилось, мы двинулись в сторону магистрали.
Я не надеялась, что нас кто-то подберёт. Кондратьев, по-видимому, тоже, поэтому и предложил топать вдоль обочины — там видно будет, неопределенно выразился он.
Однако мы ошиблись. Нас подобрал сердобольный старичок, ехавший на стареньком подрагивающем «Запорожце», и после того, как мы нагло соврали, что несколько дней, заблудившись, проползали в лесу, он нас не только благополучно довез до столицы, но даже в район моего дома.
Мы еще прошли несколько дворов, прежде чем добрались до моего жилища.
Когда я оказалась у себя в квартире, то тут же, едва закрыв за собой дверь, заверещала: в ванную я первая. Он не стал возражать, сбросил с себя ботинки и направился в комнату.
После ванны меня ждала умилительная картинка.
Обкрутившись полотенцем, с мокрыми волосами, капельки воды с которых падали на пол, я прошла в комнату и невольно заулыбалась.
На диване, запрокинув подбородок, спал Кондратьев. Крепким сном уставшего до чертиков человека.
Я не стала его будить. В конце концов, мне кажется, он заслужил какое-то время на передышку.
Я переоделась в Платье, высушила феном волосы, взяла из бара энное количество денег и выпорхнула из квартиры. Мне почему-то захотелось сделать приятное этому крепкому мужику, который сейчас блаженно дрых у меня в комнате. Чёрт побери! Я вдруг подумала, что не прочь была бы, если бы он задержался в моей квартире на многие годы.
Что ж… По крайней мере, сделать человеку приятное я смогла.
Когда он открыл глаза и увидел меня, то некоторое время морщил лоб, словно приходя в себя от продолжительного забытья, затем всполошился и улыбнулся.
— Я долго спал? — смущенно спросил он.
— Не так чтобы очень. Я купила тебе рубашку, костюм и туфли. Думаю, с размером я не ошиблась. Не в этом же тебе комбинезоне быть…
— Ну?.. — протянул он. — Вот это ты услужила… Свои костюмы мы уничтожили — Раиса приказала. Не возиться же, говорила, с ними… Деньги я верну.