Смерть и воскрешение патера Брауна (сборник)
Шрифт:
– Хорошо, – со вздохом сказал патер Браун. – Вы, значит, решительно готовы простить этому несчастному его преступление? В таком случае я могу, не опасаясь за него, сообщить вам кое-какие подробности.
Он неожиданно поднялся на ноги. И хотя никто не понял, с какой целью он это сделал, по спинам собравшихся пробежал холодок.
– Уилтон убил Рока не совсем обычным способом, – начал он.
– Как же он его убил? – резко спросил Крейк.
– Стрелой.
Сумерки
– Что… что вы говорите? Брандер Мертон был убит стрелой… Тот негодяй… тоже стрелой…
– Одной и той же стрелой, – объявил патер Браун, – и в тот же самый момент.
Снова воцарилось молчание, тяжелое, напряженное молчание, потом молодой Уэйн начал:
– Вы хотите сказать…
– Что ваш друг Мертон и Даниэль Рок – одно и то же лицо, – заявил патер Браун. – И другого Даниэля Рока вам никогда не найти. Ваш друг Мертон всегда с ума сходил по коптской чаше и, кажется, поклонялся ей, как идолу. В дни своей юности, весьма необузданной, он, чтобы заполучить ее, убил двух человек. Впрочем, я все еще думаю, что эти две смерти лишь случайно оказались связанными с грабежом. Как бы то ни было, вся эта история стала известна человеку по имени Дрейдж, и тот шантажировал Мертона. Уилтон же преследовал иные цели. Думаю, что он открыл правду лишь после того, как попал сюда. Он охотился на Даниэля Рока, и кончилась эта охота здесь, в этом доме, в той комнате, где он расправился с убийцей своего отца.
Долгое время все молчали. Старый Крейк вдруг забарабанил пальцами по столу и пробормотал:
– Брандер, верно, был сумасшедшим, сумасшедшим…
– Но как же нам быть? – всполошился Питер Уэйн. – Что делать? О, это все меняет! Что скажут газеты?! Брандер Мертон был очень видной фигурой!
– Да, я также полагаю, что это все меняет, – негромко заговорил Бернард Блейк, адвокат. – И мы вынуждены…
Патер Браун ударил по столу так, что стоявшие на нем стаканы зазвенели. И всем показалось, будто таинственная чаша, которая все еще стояла в соседней комнате у окна, ответила слабым эхом.
– Нет! – крикнул он, как выстрелил. – Ничего это не меняет! Я дал вам возможность пожалеть беднягу, найти ему оправдание, но вы и слышать не хотели. Вы все оправдывали такое сведение личных счетов. Вы говорили, что Рока следовало прикончить, как дикого зверя, без суда и следствия. Что он получил по заслугам. Прекрасно! Если Даниэль Рок получил по заслугам, то и Брандер Мертон получил по заслугам! Выбирайте: либо ваш жестокий самосуд, либо наша скучная законность! О, во имя Неба, пусть беззаконие или законность будут одинаковы для всех, пусть перед лицом того ли, другого ли – все будут равны!
Никто не ответил, только адвокат проворчал:
– Что скажет полиция, узнав, что мы намерены простить убийцу?
– Что она скажет, если я сообщу ей, что вы его уже простили? – возразил патер Браун.
Помолчав, он продолжал более мягким тоном:
– Я лично готов рассказать всю правду, если ко мне обратятся власть имущие. Вы же можете поступать как вам заблагорассудится. Но фактически это ничего не изменит. Уилтон звонил мне, чтобы сказать, что я могу открыть вам всю правду, так как к тому времени, когда вы ее узнаете, он будет уже вне пределов досягаемости!
Патер Браун медленно прошел в соседнюю комнату и остановился у столика, подле которого умер миллионер. Коптская чаша стояла на прежнем месте, и он некоторое время смотрел, как горели, переливаясь всеми цветами радуги, ее камни, затем перевел взгляд на голубую бездну неба.
Собака-оракул
– Да, – сказал патер Браун, – я люблю собак, но только до тех пор, пока из них не делают божества.
Хорошие рассказчики не всегда бывают хорошими слушателями. В своих рассказах они блещут умом, но когда их перебивают, будто впадают в остолбенение. Собеседником патера Брауна был человек с целой кучей идей и историй – восторженный юноша по имени Фьенн, с острым взглядом голубых глаз и белокурыми волосами, которые, казалось, были зачесаны назад не только щеткой, но и всеми ветрами мира. Он мгновенно прервал поток своего красноречия и лишь после нескольких секунд недоуменного молчания понял весьма простой смысл слов патера Брауна.
– Вы хотите сказать, что люди чересчур превозносят собак, – промолвил он. – Не знаю. По-моему, собаки – изумительные создания. Порой мне кажется, что они знают гораздо больше нас.
Патер Браун ничего не ответил. Он продолжал рассеянно, но очень нежно гладить по голове крупного сеттера, сидевшего у его ног.
– Так вот, – сказал Фьенн, с прежним жаром возобновляя свой монолог, – в той истории, которая привела меня к вам, как раз замешана собака. Я говорю об «убийце-невидимке». История сама по себе достаточно странная, но самое загадочное в ней, по-моему, собака. Конечно, все преступление – тайна. Каким образом был убит старик Дрюс, если, кроме него, в беседке никого не было…
Рука, ритмично поглаживавшая собаку, на мгновение остановилась.
– А! Стало быть, это произошло в беседке? – спокойно спросил патер Браун.
– Я думал, вы прочли подробности в газетах, – ответил Фьенн. – Подождите минутку. Кажется, у меня есть при себе вырезка с подробным отчетом. – Он достал из кармана газетную вырезку и передал ее священнику.
Тот поднес ее к своим мигающим глазам и углубился в чтение, продолжая свободной рукой почти бессознательно гладить собаку. Его поведение вызывало в памяти притчу о человеке, правая рука которого не ведает того, что творит левая.
«В связи с загадочным преступлением в Кранстоне, Йоркшир, вспоминаются все детективные романы, в которых фигурируют преступники, проникающие в запертые двери и окна и покидающие наглухо закрытые помещения. Как уже сообщала наша газета, полковник Дрюс был заколот кинжалом в спину, причем орудие преступления исчезло бесследно.
Беседка, в которой был найден труп, имеет только один выход, прямо на главную аллею сада. Однако, по странному стечению обстоятельств, и сама аллея, и вход в беседку находились под наблюдением в момент совершения преступления, что подтверждается рядом свидетельских показаний. Беседка находится в самом конце сада, у изгороди. Центральная аллея обсажена цветами и ведет без единого поворота к самой беседке. Таким образом, никто не мог бы пройти по ней незамеченным. Иного же доступа к беседке не было.