Смерть империи
Шрифт:
Заседание открылось с десятым ударом часов, и Председатель Центральной избирательной комиссии по выборам народных депутатов СССР зачитал свой доклад. Он оказался длиннее, чем нужно, и часть депутатов зашумела, выражая нетерпение заняться существом того, ради чего избирался съезд. Когда Председатель закончил, то в соответствии с повесткой дня должен был избираться Президиум съезда, однако на трибуну вышел депутат из Латвии и предложил почтить память погибших в мирной демонстрации в Тбилиси, разогнанной 9 апреля войсками. Затем депутат потребовал «сообщить во всеуслышание и сейчас, на Съезде народных
Такого, похоже, в первоначальном сценарии не было: неужели депутатам позволят действительно взять проведение заседания в свои руки? Ожидать такого было бы слишком. У Горбачева, несомненно, был свой план, и, допуская, возможно, отдельные отклонения, он, как и ожидалось, направил все в предопределенное русло.
Состав Президиума был утвержден без возражений, но перед голосованием за предложенную повестку дня я заметил, как к трибуне направляется знакомая высокая сутулая фигура — Андрей Сахаров. Этого организаторы тоже наверняка не планировали, подумал я.
Разумеется, меня интересовало, о чем будет говорить Сахаров, тем более, что основные обсуждения еще и не начинались. И все же мне казалось, что тот факт, что он стал депутатом, что ему позволено активно участвовать во всей этой процедуре, имеет большее значение, нежели то, что он скажет. Даже если бы этот первый Съезд народных депутатов не сделал ничего, кроме как узаконил роль Сахарова в советской политической жизни, он и тогда остался бы важной вехой в истории.
Вот он, Андрей Сахаров, на трибуне, полноправный участник величественного собрания, готовый обратиться к коллегам–депутатам. На липе Горбачева заметно некоторое раздражение, однако он смолчал.
Выступая от имени «группы московских депутатов», Сахаров внес два предложения по вопросам, которые группа считала принципиально важными: во–первых, право принятия законов СССР должно принадлежать исключительно Съезду Народных депутатов, а не меньшему по составу Верховному Совету, который съезду предстояло избрать, и, во–вторых, Председателя Верховного Совета следует избирать не в начале сессии, как планировалось, а в конце, после обсуждений по «всему кругу вопросов, определяющих судьбу страны», и рассмотрения всех возможных кандидатур. Выдвигая это предложение, Сахаров недвусмысленно заявил, что поддержит на выборах кандидатуру Горбачева, но считает плохим прецедентом проводить выборы до обсуждений.
Пока Сахаров говорил, в зале нарастал шум, и в конце голос выступавшего был едва слышен. Горбачев вмешался, заявив что выступления следует ограничить пятью минутами и что Сахарову пора заканчивать. Позже, когда состоялось голосование, предложение Сахарова было отвергнуто абсолютным большинством голосов.
————
Наблюдая за этой сценой, я испытывал смешанные чувства. Не могло не внушать огромного удовлетворения, что Сахарову дали высказаться еще до того, как начались обсуждения по повестке дня. Однако враждебность зала навевала зловещие мысли: настрой депутатов не свидетельствовал об открытости их сознания.
В то же время я считал, что Сахаров и связанные с ним депутаты продемонстрировали недальновидность в вопросах, избранных ими для его первого выступления. Сколь бы ни был либерален Горбачев, ясно же, что число раз, когда Сахарову позволят обратиться к Съезду, будет ограничено. Я сомневался, что обозначенные два вопроса были самыми животрепещущими, и гадал про себя, отчего Сахаров не подождал и не воспользовался предоставленным ему временем, чтобы затронуть предметы более насущные и значимые.
————
Из 2250 мест на новом Съезде народных депутатов лишь 1500 принадлежала избранным в избирательных округах. Треть мест предназначалась представителям «общественных организаций», таким как Коммунистическая партия и различные связанные с нею учреждения. Это явно было сделано для того, чтобы позволить ряду высших официальных лиц, как и самому Горбачеву, попасть в новый орган власти, минуя борьбу за голоса и без риска проиграть выборы. Теоретически Горбачев, используя аппарат Центрального Комитета, был бы в состоянии назначить всех 750 таких депутатов.
Жесткий контроль со стороны КПСС, однако, в ряде таких организаций уже дал сбой, что побудило другие организации попытаться стряхнуть к себя оковы партии с помощью выборной кампании.
Центральному Комитету Коммунистической партии было отведено 100 депутатских мест (самая большая квота для одной организации) — и уж они- то безусловно находились в распоряжении Горбачева. В этой квоте для придания ей целостности Горбачев свел концы с концами: наряду с представителями высшего руководства КПСС, включая Лигачева и Яковлева, в группе мелкими порциями были представлены все слои общества — управленцы, военные, писатели, председатели колхозов и тому подобное. В совокупности группа включала в себя отдельных реформаторов и гораздо большее количество слегка перекрашенных аппаратчиков.
После публикации результатов Горбачев заявил, что выборы стали победой Коммунистической партии, поскольку 87 процентов избранных депутатов являлись членами КПСС. Рыжков в своих мемуарах пишет, что он оспаривал это утверждение Горбачева и напоминал ему, что партия на самом деле проиграла, поскольку не смогла добиться избрания тридцати партийных руководителей крупных регионов, а многие члены КПСС были избраны не потому, что состояли в партии, а вопреки этому. [52] В то время я не был осведомлен об этих разногласиях, но мои оценки совпадали с Рыжковскими.
52
Рыжков Н. Перестройка…, с. 284.
————
В общем и целом, результаты выборов обнадеживали тех, кто рассчитывал на установление демократии в Советском Союзе. И вовсе не потому, что все выборы проводились честно: во многих местах, если не в большинстве, это было не так. И вовсе не потому, что в результате был избран орган власти, ясно поставивший перед собой задачу создания конституционного государства, основанного на правлении закона: большинство депутатов были консервативно настроенными стойкими приверженцами КПСС, не желавшими допускать какой бы то ни было утраты власти.