Смерть на острие иглы
Шрифт:
— Но я пришел только узнать… — робко начал Иван.
— Готов? — еще раз каркнула ожившая статуя, игнорируя слова Ивана.
— Готов, — поспешно ответил он, справедливо полагая, что в любом другом месте будет намного безопаснее, чем в этой древней пещере.
— Тогда иди! — пророкотала статуя, и в паре метров от застывшего Ивана возник ослепительный прямоугольник.
Иван шагнул к светящемуся входу, но, не удержавшись, задал вопрос:
— Кто эти несчастные?
— Те, кто сомневался, — проскрежетала статуя, закрывая глаза. По ее поверхности, вспыхнув,
Иван в панике бросился к светящемуся входу в неизвестное, больше всего боясь, что он успеет погаснуть.
Лежанка была жутко неудобной. Сколоченная кое-как из сучковатого, плохо подогнанного горбыля, немилосердно терзавшего ребра. Для более полного букета ощущений снизу из щелей нещадно дуло. Иван со стоном распрямил онемевшие конечности и потер заледеневший от сквозняка бок.
— Что, очухался? — послышался голос.
Иван вскинул голову. Помещение, где он проснулся, наводило на мысль о тюремной камере. Или о лагерном бараке. Хотя для барака это выглядело слишком солидно. Сплошные каменные стены высотой около двух метров поддерживали широченные балки потолка. Массивная дверь из деревянных плах, схваченных железными полосами. И маленькое зарешеченное оконце в двери, через которое пробивался слабый, мерцающий свет.
Напротив, точно на таких же щелястых и бугристых нарах, восседал, скрестив по-турецки ноги, маленький пухлый белобрысый мужичонка. Про таких в народе метко сказано: метр с кепкой.
— Очухался. — Иван внимательнее присмотрелся к говорившему.
Вроде на матерого уголовника сосед по камере не тянул. Уже одно это утешало.
— Ну и нервы у тебя, — покачал головой мужичонка. — Стальные. Я бы так не смог.
— Что — не смог? — осторожно спросил Иван.
— Как — что? — удивился сосед, — Дрыхнуть без задних ног.
— А что тут такого? — в свою очередь удивился Иван. — Захочешь, и ты заснешь.
— Дык тебе осталось всего ничего, — хмыкнул мужичок. — А ты спать…
— Чего — всего ничего? — тупо переспросил Иван, пытаясь вспомнить, как его могло занести в это место.
— Ну ты даешь! — почему-то восхитился сокамерник.
— Чего — даю? — все так же тупо спросил Иван.
— Да-а, Ваньша, — покачал головой мужичонка, — ты и раньше-то особым умом не выделялся, а сейчас последние крохи, кажись, от страха растерял…
Судя по обращению, сокамерник прекрасно знал своего соседа. Вот только Иван, как ни напрягался, не мог его вспомнить. В памяти отпечаталось лишь последнее мгновение, когда он шагнул в проход, открытый Оракулом в подземельях Макарийского острова.
— Так расскажи, где я, — предложил Иван соседу, — и как попал сюда…
— Ты и правда ничего не помнишь? — удивился мужичок, изумленно глядя на Ивана.
— Нет, — отрицательно мотнул тот головой.
— Дела-а… — Сосед вздохнул. — Не иначе как колдует, гаденыш…
— Ну рассказывай, — поторопил его Иван, пропуская мимо ушей последние, не совсем понятные слова. — Сам же сказал, что всего ничего осталось…
— А что рассказывать, — снова вздохнул мужичок. — В темнице ты. В той, что под теремом…
Из рассказа мужичка стало понятно, что Ивана занесло в какое-то захолустное тридевятое царство. И ладно бы просто занесло. Так нет же, его угораздило угодить прямиком в очередной дворцовый переворот. А соседом по камере оказался не кто иной, как бывший царь здешних холмов, лесов и болот.
— Понятно, что тебе не повезло, — прервал разговорившегося свергнутого самодержца на середине повествования Иван. — Но меня-то за какие заслуги посадили с тобой рядом?
Царь просто вылупил глаза на Ивана.
— Я что-то не то сказал? — поинтересовался Иван. — Или ты не понял?
Самодержец продолжал молчать, ошеломленно глядя на Ивана.
— Нет, с тобой явно неладно, — покачал головой Иван и, наклонившись поближе к бывшему царю, произнес по слогам, как для слабоумного: — Какое отношение я имею к здешним дворцовым разборкам?
— Ык, ык… — начал подавать первые признаки понимания царь.
— Давай-давай, — поощрил его Иван, — Раскручивайся побыстрее.
— Ну ты и шельма, — наконец-то окончательно пришел в себя бывший самодержец. — Какое он, видите ли, отношение имеет к происходящему?! Да самое что ни на есть прямое!
— Не понял. — Теперь настала очередь Ивана сверлить взглядом царя, — Может, пояснишь?
— Ты брось дурачком-то прикидываться, — хихикнул царь. — Не поможет, милый.
Что-то тут было не так. Или у Ивана благополучно выпал из памяти целый кусок жизни, когда он мог вляпаться в склоку местного руководства, или Оракул сыграл с ним довольно злую шутку, перенеся его сознание в тело другого человека.
Иван внимательно оглядел себя. Насколько он помнил, все родинки и морщинки были на месте. Одет был, правда, в какие-то отрепья, но в остальном — все без изменений.
Даже шрам на голени — результат неудачной поездки в детстве на велосипеде — наличествовал.
Однако свергнутый самодержец утверждал обратное. А память упорно безмолвствовала. Иван почувствовал, что еще мгновение — и у него действительно поедет крыша от напряжения.
— Вспомнил? — Царь с усмешкой наблюдал за потугами Ивана. — Или освежить тебе память?
— Освежи, — кивнул Иван.
— Как царицу я в странствие отправил, помнишь?
— Нет, — недоуменно покачал головой Иван.
— Нет?! — неожиданно взъярился самодержец. — Решил беспамятного изображать?! Увильнуть хочешь?! Не выйдет!
— Да от чего увильнуть-то?! — в свою очередь рявкнул Иван. — Объясни по-человечески!
— Не ты ли привел ко мне бабку колдунью?! — с обличающим видом воткнул палец в Ивана бывший царь.
По всему выходило, что Иван попал в чье-то чужое тело. Вернее, в тело своего двойника, проживавшего в здешних местах. И подвизавшегося на службе у свергнутого самодержца, восседавшего сейчас на нарах напротив. Поэтому сосед по камере так бурно отреагировал на слова Ивана о потере памяти. Надо бы ему не перечить и постараться вытянуть как можно больше информации.