СМЕРТЬ НАС ОБОЙДЕТ
Шрифт:
Немцы в серо-зеленых мундирах выталкивали людей из подвала противоположного дома. Пинками выкинули древнего старика в ермолке, от подзатыльника упала на мостовую растрепанная девчонка, в столб ударилась пожилая женщина. Поляков и евреев сгоняли отовсюду. У Сергея мелькнуло смутное подозрение, и он кинулся в гостиную, а из нее — на кухню. Вернулся и матюгнулся в самое Костино ухо:
— Фефела! Пока дрых, фрицы квартал оцепили!
В толпе, стиснутой эсэсовцами, Лисовский узнал вчерашнюю женщину с кошелкой. Она стояла несколько в стороне, опираясь на черную резную палочку, и, казалось, задумалась о чем-то далеком от возбужденных немцев, ошарашенных облавой
— Halt! Halt! Du alte, du alte Hure, halt!
Догнал, рванул за плечо. Женщина упала. Медленно, с надсадой поднялась, отряхнула подол и с неожиданной силой ударила эсэсовца палочкой по голове, сбив фуражку. С ненавистью, будто выплюнула, произнесла:
— Пшеклентый шваб!
Тот рвал пистолет из кобуры и орал, багровея от ярости:
— Maul halten!..
— Hex жие Ржеч Поспалита! Ви...
Выстрел оборвал ее голос на полуслове. Костя, как слепой, ткнулся лицом в стену, дрожа от сдерживаемых рыданий, но тут же схватился за рукоятку «ТТ». Сергей еле успел перехватить его руку и отобрать пистолет.
— Не блажи! — прошептал он. — Пухом ей земля! Геройская бабка! А с этой фашистской сволочью мы рассчитаемся! — зло добавил Груздев. — В гранаты быстро вставляй запалы... Ишь, расшеперились гады!.. Помянем бабку, салют в ее память устроим. Действуй, не чухайся...
А на улице немцы плотнее окружили поляков, держа оружие наизготове. Они теснили пленников к стене, угрожающе поводя стволами;
— Zuruck! Zuruck! Nicht sprechen!
Сергей почувствовал приближение роковой развязки и поспешил лейтенанту на помощь. Хватал корпус гранаты, ввинчивая запал, и тут же брался за следующую эфку. Набил ими карманы, насовал за пазуху комбинезона.
— Останешься здесь, а услышишь мои взрывы, кричи полякам, штоб на землю бросались,— возвратив пистолет, наставлял он Костю.— Фрицы к своим на помощь кинутся, забросай их гранатами. Зазря не рискуй, да и шляхтичей осколками не зацепи...
Дом, в котором переночевали парни, расположился на стыке широкого бульвара и узкого переулка. Сергей, стараясь не шуметь, перебрался на кухню, выходящую окнами в проулок, и затаился за шторой. На тротуар, впритык к парадному входу в здание, наискосок от груздевского, немцы подогнали тупорылый грузовик. Чуть подальше, на мостовой, стояли две машины с желто-зелеными маскировочными разводами на крутых бортах. Из двери солдаты выносили битком набитые кофры, чемоданы, сундуки, узлы, свернутые в рулоны ковры и передавали тем, кто укладывал награбленное добро в кузов. Они, видимо, захмелели, весело кричали, смеялись во все горло.
Вверху, на подоконнике четвертого этажа, свесил ноги гитлеровец с губной гармоникой. Выдувал он что-то бравурное, похожее на марш, и горстями выбрасывал пух из перины. Белые махровые пушинки, словно первые снежинки, кружась, медленно плыли в воздухе. За весельем камрадов с завистью следили заскучавшие часовые, цепью вытянувшиеся вдоль квартала. Дальние перебрались поближе и, похохатывая, стояли по обе стороны машин. Немцы приблизились настолько, что слабый ветерок доносил до Груздева запах пота и крепкого одеколона.
Сергей прикинул расстояние,
Взрывы следовали беспрерывно... Граната в дверь, из которой выскакивают немцы, в окно, откуда застрочил пулеметчик, в кабину машины, где заскреб стартером водитель, в эсэсовцев, что залегли на мостовой... Бум... Бум... Хлещут стальные осколки по стенам и булыжникам. Стоны, проклятья... Набок завалился и загорелся грузовик... С визгом рикошетят пули... Бросок. Еще бросок... Получили гады! Не дать врагу времени на передышку, не то опомнятся, численностью задавят.
Как там Костя? Прислушался. Ага, и с той улицы доносятся взрывы, беспорядочная стрельба, истошные крики. И там идет заварушка. Не теряйся, лейтенант, дай прикурить фрицам! Поляков бы не задело. Бабы, мужиков — раз-два и обчелся... Пора удирать, хорошего помаленьку. К эсэсам, поди, помощь спешит, а парням не от кого поддержки ждать...
Откуда ни возьмись, солдат с ранцевым огнеметом. Из наконечника шланга вырвалась дымная жаркая струя и полоснула по булыжникам мостовой. Сергей выхватил парабеллум и первой же пулей уложил огнеметчика. Тот свалился, а пламя, туго бьющее из сопла, хлестнуло по эсэсовцам, прячущимся за скособоченным грузовиком. С дикими воплями живые факелы помчались по проулку, а когда окончательно допекло, волчками, разбрызгивая искры, завертелись на месте. От их жутких криков сержанта обдало морозом. И устрашенные немцы прекратили стрельбу. Груздев воспользовался моментом и кинулся к Лисовскому.
— Жив, лейтенант!
— Жив! — возбужденно отозвался тот. — Немцы от моих гранат залегли, а поляки на них накинулись. По двое, по трое... Прикончила и ходу.
— Ушлые шляхтичи, учли обстановку... Запасайся гранатами и руки в ноги, а то нам кисло придется.
Гранату вперед, туда, где горкой трупы, гранату за угол, похоже, что там немцы прячутся, прыжок через подоконник и ходу. Перебежали улицу, ворвались во двор, узким каменным проходом выскочили в небольшой скверик. У стены эсэсовец с простреленной грудью навалился на автомат. Ему шмайссер не нужен, а нам пригодится! Ого, за голенищем сапога запасные обоймы. Здорово! Теперь к нам запросто не присватаешься... А-а, вон из подворотни гад целит... Очередь... А этот оглашенный сам на пулю нарвался, когда из подвала выскочил... Слева, где немцы, жаркая перестрелка. Молодцы, шляхтичи! Им только оружие, а уж они своего не упустят...
— Сережка! — задохнулся Костя. — Свалюсь, не продохну легкими... Да зону оцепления, кажется, проскочили. Отдохнем, а то немцы, нас, обессилевших, голыми руками возьмут.
— Голыми руками они баб щупают, — ворчливо отозвался Груздев, но остановился. И сразу почувствовал, как навалилась неподъемная тяжесть, дрогнули и подогнулись колени от слабости. Он прислонился к стене и никак не мог отдышаться. — Ты где трофеями разжился?
— По дороге прихватил, — проговорил лейтенант, поставив на землю солдатский ранец с рыжеватым верхом из телячьей шкуры.