Смерть пэра
Шрифт:
— Тут в библиотеке полно книг по колдовству. Некоторые из них весьма редкие. Да, Фокс, мне кажется, она что-то задумала. И мне сдается, что мы только что расшибли лоб о краеугольный камень ее поведения. Насколько быстро мы сможем вернуться?
— В Лондон? Никак не раньше одиннадцати тридцати, сэр.
— Черт побери… Фокс, послушайте, у меня появилась совершенно дикая идея, до такой степени дикая, что мне стыдно самого себя. Мне кажется, я знаю теперь, почему она хотела привезти его тело домой.
— Господи! — воскликнул Фокс. — Вы что ж, решили, что она задумала состряпать то, что тут понаписано?
— Я бы не стал утверждать, что она не способна на такое. Мне не по себе, Фокс. «Колет пальцы: так всегда надвигается
— Да, сэр. Фургон из морга…
— Да, знаю. Поехали обратно в Лондон.
Было уже десять минут одиннадцатого, когда дядю Г. привезли домой, на Браммелл-стрит. Генри и Роберта были в библиотеке. Дождь со страшным грохотом бил в оконные стекла, а в каминной трубе завывал ветер, но они немедленно почувствовали, что в доме появились новые звуки.
— Сиди тут, Робин, — сказал Генри. — Я скоро вернусь. Он вышел, закрыв за собой дверь, но невозможно было отрезать звуки, сопровождавшие возвращение домой дяди Г. Робин все равно слышала, как его пронесли по огромному вестибюлю и длинной лестнице. Роберта сидела на коврике у камина и тянула руки к огню. Сердце у нее колотилось в бешеном ритме — шаги по лестнице ступали медленнее. Утром она и Генри ходили на разведку в зеленую гостиную. Она располагалась над библиотекой, и вскоре с потолка донеслись шаги, знаменующие воцарение там дяди Г. Шаги на несколько минут прекратились, а потом возобновились, но стали легкими и быстрыми, избавившись от тяжести. Теперь люди снова спускались по лестнице, потом шаги пересекли вестибюль. Немного погодя вернулся Генри. Он нес поднос с графином и двумя бокалами.
— Я раздобыл их в столовой, — объяснил Генри. — Робин, давай немного выпьем. Да-да, я помню, что ты не пьешь, но сегодня это то самое, что доктор — то есть я — прописал.
Непривычное тепло от выпитого разогнало холодную тоску в груди Робин. Генри подбросил в огонь поленьев, и они с полчаса сидели перед огнем, болтая о добрых старых временах Новой Зеландии.
— Я окончательно решился, — сообщил Генри. — Когда этот кошмар кончится, я найду себе работу. Да-да, знаю, я уже давно говорю об этом, целых шесть лет…
— И сейчас, — кисло сказала Роберта, — когда впервые за все время в этом нет насущной необходимости…
— …я решил это осуществить. Да. Я буду служить в частях гражданской обороны, в своей скромной, но ужасно нужной должности. Я буду готовиться к различным странным и не очень важным экзаменам, готовиться к неинтересному и непонятному делу, которое называется в просторечии «выполнением своего гражданского долга». А когда придет война, — с печальным и торжественным видом провозгласил Генри, слегка повысив голос, — Генри Миног, граф Рунский, займет свое место в рядах цвета английского рыцарства, охраняя вход в стратегически важную, но уязвимую общественную уборную…
Роберта понимала, что Генри пытается скрасить для нее эту зловещую ночь. Хотя его шутки были не совсем на обычном уровне Миногов, она сумела даже посмеяться над ними. Часы пробили одиннадцать. Они не могли сидеть всю ночь у огня в библиотеке. Настанет время — и все равно им придется пропутешествовать по длинным коридорам, подняться по нескончаемой лестнице. Роберта мечтала оказаться в постели, но чувствовала себя очень странно. Она совсем не хотела спать, и в то же время глаза у нее слипались сами собой. Горло и рот временами судорожно сводила зевота, голова болела.
— Ну как, Робин? — спросил Генри немного погодя. — Баиньки?
— Наверное, да.
Они снова прошли мимо чучела медведя с разинутой пастью и хищно протянутыми вперед лапами. Миновали холодные мраморные статуи у подножия лестницы. Поднялись на третий этаж, где тетя В., ее сиделки и, наверное, Диндилдон спали или бодрствовали за закрытыми дверями. Потом прошли по длинному коридору, который теперь освещали электрические лампочки.
— Я велел им разжечь огонь в твоей комнате, Робин.
Какой же Генри замечательный, что подумал об этом! У весело потрескивающего огня раздеваться было гораздо приятнее. А когда девушка тихонько выскользнула в халатике из комнаты, за дверью ее ждал Генри, тоже в халате, и они вместе пошли умываться, и Генри сидел на краю ванны, пока Роберта чистила зубы. Они вместе вернулись к дверям ее спальни.
— Спокойной тебе ночи, дорогая Робин. Спи крепко.
— Спокойной ночи, Генри.
Неспешный поезд из Кента опоздал. Полицейская машина проколола шину в полумиле от станции «Медвежий угол», поэтому они не успели сесть на экспресс. На каждой станции поезд останавливался, печально вздыхая и исторгая клубы пара. Аллейн вторил этим вздохам.
— Что вас гложет, инспектор? — весело спросил Найджел.
— Не знаю.
— Никогда еще не видел, чтобы вы сидели как на иголках.
— Вы велели этому парню Кэмпбеллу держать ушки на макушке, Фокс?
— Да, мистер Аллейн.
— Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его! Мы опять останавливаемся!
Сердце у Роберты колотилось так бешено, что она подумала, не сердцебиение ли ее и разбудило. Широко раскрытыми глазами она всматривалась в темноту, силясь что-нибудь в ней разглядеть, но не могла различить даже занавеску возле себя, даже поднесенную к глазам руку. На миг она совершенно потеряла ориентацию. Расположение вещей в комнате выпало из памяти. У нее не было никакого представления о том, где она находится. Ощущение было такое, словно она открыла глаза в пустоте. Она не смела протянуть руку, боясь, что стены не окажется на месте. Тут она совершенно проснулась. Девушка вспомнила, в какой комнате находится, и поняла, что слева, за занавесками алькова, должна увидеть камин, а в нем — огонь. Она дотронулась до такой близкой, но невидимой занавески, и занавеска отодвинулась. Где-то вдалеке от кровати светился красный огонек потухающего камина. Она проспала долго — огонь почти совсем погас. На улице все еще лил дождь, ветер все еще выл в каминной трубе, но не дождь и не стенания ветра разбудили Роберту. Она услышала, как кто-то прошел мимо ее двери. Девушка принялась уговаривать себя, взывая к разуму, что нет абсолютно никаких причин бояться. Наверное, это полицейский спокойно и размеренно обходит дом, желая удостовериться, что все в порядке. Она в панике искала спасительные доводы того, что все идет как надо. Но даже в страхе мысли ее неслись очень быстро, и она тут же сообразила, что шаги услышала, уже проснувшись. Так что же тогда ее разбудило? Роберта тихо лежала, вслушиваясь в окружающие звуки. Страх иголочками покалывал ее тело, а девушка пыталась понять, что же такое она услышала во сне. И вот звук раздался снова. Под ней, под кроватью, под ковром на полу, под самим полом — ниже этажом. Звук еле уловимый, терзающий душу. В нем был свой ритм. Он связывался в памяти Роберты с каким-то очень знакомым, примитивным делом. С какой-то тяжелой работой. В тот момент, когда Роберта поняла, что это такое, звук прекратился, оставив Роберте четкий образ руки, держащей пилу. И тут она вспомнила, что именно под ее спальней находится зеленая гостиная.
Может быть, если бы звук не возобновился, Роберта так и осталась лежать в постели. Но есть разные степени ужаса, и она знала, что такого ей в одиночку не вынести. Роберта щелкнула выключателем у двери, но света не было, и она поняла, что кто-то выключил его на распределительном щитке. Она ощупью нашла на прикроватном столике коробок спичек и зажгла свечу. Комната вынырнула из мрака. Тень Роберты поднялась по всей стене и протянулась по потолку. Девушка надела халат и, взяв свечу, направилась к двери и открыла ее. Звук снова прекратился.