Смерть по вызову
Шрифт:
– Но, папаша, здесь же не собес, а коммерческий магазин, – упорствовал продавец. – И бесплатных талов мы не выдаем.
– Значит на людей можно того… С высокой колокольни на людей можно…
– Хорошо, подождите минуточку, – сдался продавец. – Постойте здесь.
Он вышел из-за прилавка, прошел в служебное помещение и постучал в директорскую дверь. Чемоданов кормил рыб, бросая в аквариум щепотки перетертого в пальцах сухого корма. Наклонившись вперед, он наблюдал, как рыбки поднимаются на поверхность, хватают корм и уходят
– Ну, чего тебе Костя?
– Извините, Владислав Михайлович, там какой-то инвалид нарывается на неприятности, – продавец тепло улыбнулся начальнику. – Совершенно дикий тип, как сейчас говорят, отвязанный. Требует обратно деньги за тассол.
– Ну, если он напрашивается, устройте ему неприятности.
– Да он здоровый такой старикан, боюсь, перебьет много чего своей палкой.
– Ну, тогда помогите человеку, – Чемоданов отвернулся к аквариуму, бросил в воду щепоть корма. – В смысле, помогите найти выход из магазина.
Чемоданов отошел от аквариума, сел в кресло и тряпочкой смахнул пыль со стоявшей в правом углу стола фотографии жены, обрамленной перламутровкой рамкой. Затем стер пыль с фотографии любовницы, стоявшей в левом углу.
– Что ты стоишь, Костя, иди. И не дергай меня по пустякам.
Продавец вышел в зал и занял прежнее место за прилавком. Посмотрев на Егорова, не двинувшегося с места, продавец вздохнул.
– Очень сожалею, но директора нет на месте, – сказал он. – Ничем не могу помочь.
– Тогда вот что, передайте вашему директору, что я близкий друг его друга. Я друг Федора Михайловича Пахова. И именно Пахов посоветовал мне обратиться со своим затруднением прямо к вашему директору. Так и скажите: я друг Пахова.
– Хорошо.
Продавец Костя вздохнул и снова пошел в служебное помещение, постучался к директору.
– Он, инвалид этот, говорит, что он друг какого-то Пахова, – Костя виновато опустил глаза. – Ничего не могу с ним поделать. Он говорит…
– Говорит, говорит, – Чемоданов, раздраженный поведением подчиненного, хлопнул ладонями по крышке стола. – Запомни: ни у Пахова, ни у меня нет знакомых инвалидов. Если, конечно, не считать вас, продавцов.
– И что же делать?
– Веди его сюда, – Чемоданов матерно заругался. – Если я стану разговаривать с каждым уродом, который пришел в магазин, у меня язык отсохнет. На это продавцы поставлены, за это жалование получают. Ну, веди его. Но чтобы это в последний раз.
Продавец Костя снова вышел в зал, махнул Егорову рукой, мол, идите сюда. Тяжело опираясь на палку, морщась и приволакивая ногу, Егоров заковылял по залу, проследовал за продавцом в кабинет Чемоданова.
– Это вы директор? – закрыв за собой дверь, Егоров сделал несколько шагов вперед, остановился и часто задышал. Костя встал посередине кабинета, сплел руки на груди.
– Не директор, а хозяин магазина, – поправил Чемоданов. – Чем могу?
– А сказали, вас на месте нет, – качая головой, Егоров посмотрел на Костю. – Молодой, а врать уже научился.
– Чем могу? – повторил Чемоданов и нетерпеливо застучал пальцами по крышке стола.
– Я тут тассол купил у вас сдуру, – Егоров огляделся по сторонам, пристроил палку к спинке стула. – А на Лесной… Вообще-то, я инвалид. Вот и удостоверение у меня с собой…
– Это я понял. Что вы хотите? – Чемоданов душевно страдал, выслушивая маразматические реплики инвалида.
– Так же нельзя с людьми, – Егоров расстегнул плащ, потрогал поясницу, словно хотел почесать спину. – Короче, чего вы хотите? Я занятой человек, мне некогда.
Чемоданов хотел встать из-за стола, распахнуть дверь перед этим дураком и выставить его вон, но остался сидеть, как сидел. В правой руке инвалид держал пистолет, направив ствол в грудь Чемоданова. Вдруг стихли все звуки, в кабинете установилась странная ни на что не похожая тишина. – Положи руки на стол, чтобы я их видел, – сказал Егоров и повернул голову к продавцу. – Запри дверь, ключ оставь в замке. И помни, одно неверное движение – и все.
Продавец, ещё до конца не поняв, что же происходит, запер дверь, покосился на инвалида, ожидая дальнейших приказов.
– Теперь встань у окна ко мне спиной, руки на подоконник и так замри, – Егоров дождался, когда продавец сделает то, что от него требуется. – Тебя как зовут?
– Владислав Михайлович, – сказал Чемоданов. – Просто Владик.
– Да не тебя.
– Костей зовут, – сказал продавец Костя и услышал, как что-то громко заурчало, забулькало в животе, то ли вдруг разгулялся голод, то ли страх накатил – не понять. – Извините, пожалуйста.
– Ничего страшного, – Егоров шагнул к письменному столу.
– Кто это? – левой свободной рукой он указал сперва на одну, потом на другую фотографию на столе Чемоданова.
– Это жена моя, – кивнул на правое фото Чемоданов.
– А это кто?
– Это так, знакомая одна, подруга.
– Я вижу, в твоем вкусе толстые бабы?
Егоров замолчал, и стало слышно, как урчит живот у продавца Кости.
– Я ведь вопрос тебе задал.
– Да, в кусе, во вкусе, – плохо соображавший Чемоданов с усилием шевелил занемевшими губами.
– Жена у тебя толстая и здоровая, любовница тоже толстая. И что у тебя за вкус?
– Не знаю, – Чемоданов почувствовал, как налилось краской, загорелось лицо. Он убрал руки со стола и намертво вцепился пальцами в подлокотники кресла. – Сам не знаю.
– Наверное, в прошлой жизни ты был пастухом коровьего стада. Хорошим пастухом, прилежным, любящим своих животных.
– Наверное.
– А в прошлой жизни ты, случайно, не занимался скотоложеством? Ну, со своими коровами?
– Не помню, то есть, не знаю…