Смерть под парусом
Шрифт:
— Верно, — подтвердил я, — я же говорил тебе, что Роджер зачитывал мне отрывок, где он описывает свою вчерашнюю перепалку с Уильямом из-за ленча.
— Любопытно, почему ни один из компании не упомянул об этой размолвке, — сказал Финбоу. — Никто даже словом Берреллу не обмолвился. Должно быть, это был какой-нибудь пустяк. Не исключено, что в судовом журнале содержались и более опасные сведения… кое для кого. Впрочем, это маловероятно. Описание развлекательной прогулки — обычно лишь предлог для того, кто хочет как-то проявить свои писательские способности… как правило, это жалкие потуги.
— Тогда
— Понятия не имею. Боюсь попасть пальцем в небо, но, может быть, его использовали как тряпку: стёрли отпечатки пальцев, а потом выбросили в реку. Однако такая догадка не делает мне чести. — Финбоу вытянул ноги. — Но прежде чем перейти к изучению поведения действующих лиц, я бы хотел покончить с одним вполне конкретным делом: надо начертить детальный план яхты.
Он начал чертить план яхты, помечая наши койки и каюты.
Места расположения умывальников он деликатно пометил «умыв.».
— Наверное, вы с Кристофером пользовались тем умывальником, что у носового трапа, Уильям и Филипп — в середине яхты, а девушки — в своей каюте, — бормотал он.
— Да, — подтвердил я, — кажется, так.
— Жаль, что никто из вас не имеет привычки купаться ранним утром в холодной воде. Я сам этого никогда не делаю, хотя это прекрасная закалка… а в данном случае такая привычка могла бы предотвратить по крайней мере одно убийство, — произнёс он, разглядывая свой план. Вдруг он внимательно взглянул на меня и спросил: — Иен, а почему ты сказал «кажется, так»? Разве ты не знаешь наверняка?
— Ты забываешь, что это было моё первое утро на яхте. Все остальные провели здесь уже целую неделю, у меня же просто не было времени ознакомиться с местными порядками.
— Всё это верно. По крайней мере твои молодые друзья сказали Берреллу, где именно они умывались, — согласился Финбоу и рассмеялся, — но, дорогой Иен, твои последние слова — это ещё одно убедительное доказательство того, что не ты убил Роджера.
— Почему? — спросил я.
— А потому, что убийца был прекрасно осведомлён об утреннем распорядке на яхте. Ты представь себе… представь, друг мой, какому риску подвергал он себя, если бы не знал привычек своих попутчиков! — воскликнул он.
— Скоро ты придёшь к окончательному выводу, что я не убийца, — съязвил я.
Он рассмеялся и закурил сигарету. Когда он снова заговорил, взгляд его блуждал где-то далеко-далеко:
— Просто я хотел посмотреть, какие факты будут в моём распоряжении, когда мне придётся доказывать твою невиновность. Обычно очень много рассуждают о вещественных доказательствах в противоположность психологическим факторам, как будто первые исключают вторые. Это, разумеется, чепуха. Если бы у меня в руках был весь фактический материал, мне не нужны были бы никакие психологические соображения и мотивы. Например, если бы двадцать восемь надёжных свидетелей утверждали бы, что Роджер у них на глазах пустил себе пулю в лоб, то я бы этому поверил, хотя с психологической точки зрения трудно представить, чтобы такой человек, как Роджер, покончил жизнь самоубийством.
Я кивнул.
— Да, — заметил с улыбкой Финбоу, — не забыть бы сказать об этом Алоизу Берреллу. У него имеется записная книжечка, куда он заносит все великие мысли по криминалистике. Во всяком случае, исходя из известных мне фактов, я могу сказать пока только одно: убить Роджера мог любой из пяти гостей на яхте. Но это и дураку понятно. Главное же сейчас — выявить кое-какие психологические аспекты преступления.
— Например, — ввернул я, — зачем кому-то понадобилось убивать Роджера?
— Ну, на этот вопрос, я думаю, проще всего ответить, — откликнулся Финбоу.
— А какие ещё проблемы могут возникнуть? — настаивал я. — Что ты имеешь в виду?
— Обещаю, что буду делиться с тобой всем, что знаю сам. Даже своими подозрениями, — заявил Финбоу. — Таинственность напускают на себя только те, кому нечего сказать. Лично я не вижу ничего позорного в том, что могу оказаться на ложном пути. Насколько я понимаю ситуацию, любой из этих пяти молодых людей мог убить Роджера. Впрочем, Филипп — вряд ли, хотя это только догадка.
— Эвис не способна на убийство. Можешь смело исключить её из числа подозреваемых, — запротестовал я.
— Прелестная девушка, — произнёс Финбоу задумчиво. — А между прочим, что ты знаешь о Тони?
— Ничего, — ответил я.
— Она тоже довольно привлекательна. Странное впечатление она производит: такое волевое лицо и так экзотически размалёвано. Ну прямо-таки пещерная красотка.
Я рассмеялся, так как Финбоу всегда задевало, если его сарказм не встречал должной реакции. Затем я спросил:
— А что в этом деле тебя интригует больше всего?
— Сейчас я попробую изложить свои идеи на бумаге, — ответил Финбоу.
Через несколько минут он протянул мне листок, и я с волнением прочёл:
1) Почему не было сделано попытки бросить тень ни на одного из присутствовавших?
2) Почему убийца не воспользовался предложением сохранить происшедшее в тайне?
3) Почему Эвис и Кристофер избегают друг друга после убийства?
4) Почему Филипп и Тони так демонстративно ищут общества друг друга после убийства?
5) Что скрывается под внешним спокойствием Уильяма?
— Вот они, мои проблемы, — заметил Финбоу, пока я читал его записи. — Должен признаться, они меня интересуют гораздо больше, чем нагромождение фактов, в которых любой мало-мальски соображающий сыщик Скотланд-Ярда разберётся вдвое быстрее, чем я.
— Однако я вижу, — заметил я, — что каждый из пяти подозреваемых так или иначе затронут твоими вопросами. И они так хитро сформулированы, что преступник, кем бы он ни оказался, обязательно попадётся в расставленные тобой сети.
— А в этом, — сказал с улыбкой Финбоу, — и состоит искусство расследования.