Смерть приходит с помидором
Шрифт:
Зашли в ординаторскую реаниматоров, рассказали дежурному Олегу про помидор.
– Зовите, если что, – сказал он. – Ко мне Она еще не заходила.
– И не зайдет, – сказал Кирилл. – Сегодняшние больные хорошие, ничего у тебя плохого не будет.
– Тьфу-тьфу, – сплюнул реаниматор. – Не говори такое перед дежурством. У меня трое тяжелых, кроме ваших свеженьких.
– Теперь пошли Тимофеева глянем, – сказал Кирилл Мите. – Больных с операциями на позвоночнике мы обычно в реанимации не оставляем. Раздышка, и потом сразу в палату.
Спустились обратно на четвертый этаж, зашли в палату.
– Ногой пошевелите. Еще. Поднимите ногу. Стопу на себя. От себя. Немеет? Где немеет? Ничего, отойдет. Болит? Не
– Я же не зря Тимофеевых не люблю, – вздохнул Кирилл, когда они вышли из палаты. – Вот ничего особенного, молодой здоровый парень, обычная грыжа межпозвонкового диска, L4L5, сужения позвоночного канала нет, даже титан не ставили, не фиксировали, просто убрали грыжу. Чисто убрали, ничего не тронули. А нога болит и немеет. В идеале не должна. Болеть еще рано, наркоз недавно был, и неметь тоже не должно, если все в порядке. Может, конечно, к утру все пройти. А может, снова лезть придется. Подождем. Сейчас я буду все дневники заполнять, а ты сходи в подвал, проверь, нет ли где отверстия, через которое Она лезет в отделение. Там свет горит, но ты фонарик возьми.
– У меня в телефоне фонарик есть, – сказал Митя. – Но я не знаю, где подвал.
– Я тебя провожу. Да, помидорку не забудь на всякий случай. Будешь отбиваться от Смерти помидорами.
«Хитрый какой, – подумал Митя. – Сам в безопасной ординаторской будет бумажки заполнять, а меня – в подвал к Смерти!»
Но ничего не сказал. Ординаторы хирургам не возражают. Особенно на третий день работы.
Глава третья. Самые обычные подвалы
Митя боялся, что подвал будет как в фильме ужасов: темные своды, с которых капает подозрительная жидкость, осклизлые стены, паутина, свисающая до полу и усеянная мохнатыми пауками размером с кулак, кровавые пятна на полу, кривые бетонные плиты, которые так и норовят повернуться и сбросить тебя вниз, в секретное подземелье, утыканное отравленными кольями. Но ничего подобного строители онкоцентра в проекте не предусмотрели. Подвальные переходы были запутаны, но освещены тусклыми лампочками и вполне себе сухи и опрятны. Митя шел наугад, вдоль труб центрального отопления и водопроводных труб на стенах, и радовался, что ничего страшного не видит. Вот указатель «Гардероб для пациентов», там оставляют одежду те, кто госпитализируется в отделение. Вот указатель «Спортзал». Вполне обжитый подвал. И нигде нет ни окошка, ни щели. Неоткуда лезть этой… неназываемой.
Кап… кап… где-то капает. Наверное, протекает труба, вон их тут сколько. Митя осмотрелся. Нет, еще не здесь, дальше. Совсем не страшно, подумаешь, капает. Надеюсь, это вода. А что еще может капать в подвале, не кровь же. Кап… кап… кап… Митя зажег фонарик, хотя и так было не темно. Кап… кап… звуки доносились из левого коридорчика. Он почему-то совсем не освещался. Ну понятно почему: этот коридорчик, наверное, никуда не ведет, а лампочки горели на тех путях, которые вели в важные отделы онкоцентра: гардероб, пищеблок, гистологическую лабораторию, морг… ой, Митя совсем забыл, что здесь есть проход в морг, чтобы не по улице умерших возить, чтобы их живые не видели и не огорчались. Ну и ладно, подумаешь – морг, никто из врачей не боится мертвых. И Митя тоже совершенно не боится.
Митя свернул в темную кишку коридора, откуда доносилось капанье, осветил стены фонариком. Ничего особенного. Коридорчик короткий и заканчивается тупиком. Оттуда потянуло холодком. Ага, окошко! Оно находится ниже уровня земли и выходит, наверное, в яму с бетонными стенками, Митя не знал, как называются такие прямоугольные ямы перед подвальными окошками. Окошко забито досками, но между досками есть щели. Может ли сквозь такую щель пролезть эта… которую Митя отогнал помидором? Надо сказать Кириллу Санычу. Цель экспедиции достигнута, найдено отверстие, можно возвращаться, ура! Приободрившийся Митя повернул было назад… но что это все-таки капает? Фонарик телефона обвел круг по темноте. Ага, вот тут немного протекает труба. Совсем чуть-чуть, и лужа на полу маленькая. И никакая не кровь, обычная вода, которая в кранах онкоцентра течет. Все нормально. Помидор не понадобился. И Митя, очень довольный, пошел обратно в отделение.
– Течет? – переспросил Кирилл. – Нехорошо. У нас уже несколько раз подвалы затапливало. Я передам дежурному по онкоцентру, может, сантехников вызовет. Но к нейрохирургии это не относится. А щель в окошке надо днем осмотреть. Она в любую трещину может пролезть. Но если Она проходит через подвал, то все равно должна как-то добраться до палат. И мимо нас не пройдет. А Она как-то проходит! Словно прямо в палату есть проход, минуя коридоры, где мы сторожим. Кстати, Она опять заглянула. На этот раз рвалась в 412-ю палату. Точно тебе говорю – к Потапченко. Ну прогнали, конечно. Я завтра Потапченко уже выписывать собрался, у него все хорошо. Опухоль убрана полностью, и послеоперационный период протекал на удивление гладко. Не пущу Ее, хоть сам сяду в коридоре.
Глава четвертая. Обычная линейка в отделении
Утром Потапченко нашли уже остывшим. Спокойно так лежит на боку, ладошка под щечкой. Позднее, на вскрытии – обширный инфаркт миокарда.
– Я же следил! – бушевал Кирилл. – Я же смотрел! Пистолет вообще в кобуру не убирал! И кардиограмма была хорошая перед операцией! И я же Ее отгонял! Как пролезла? Митя, после операции сразу пойдем в этот твой подвал, посмотрим, что за отверстие.
– Ладно. – Устало кивнул заведующий, Макс. – Не в первый раз и, увы, не в последний. Этот исход мы предупредить не могли при всем желании, нашей вины нет. Давайте, девочки.
– В отделении 33 человека, – начала дежурная медсестра Марина. – С вечера температурили Холодова – 37,2 и Иванцов – 37,6. Утром температурящих нет. Сенцов, первые сутки после операции, жалоб не предъявляет, мочится самостоятельно, по дренажу 100. Демидов, первые сутки после операции, жалобы на слабость в левой ноге на дооперационном уровне, ухудшения нет. Тимофеев, первые часы после операции, жалобы на боль в послеоперационной ране, обезболен, ночью спал. Утром снова жалуется. Ну и Потапченко. Эх…
– Помните, как на разборе смертного случая Кузин сказал: «Состояние больного не позволило ему выжить»?
– Тут совсем другое. Состояние больного позволяло жить до ста лет!
– Ночью заходили к нему?
– Заходила ко всем, да что толку. Он лежал, спал, руку под щеку подложил. Я же не буду его трясти да спрашивать, жив или нет. Тем более он сегодня на выписку шел. Да! Надо разделить Сеченникова и Ложкина. Они в двухместной палате лежат и так друг с другом спелись, что куда бежать. Честное слово, я к ним каждый час заходила, они куролесили всю ночь. И ведь оба лежачие! Самое безобидное – это когда они песни пели хором. С утра у Сеченникова лицо в крови – это он всю ночь брился. Одну бритву успели отнять, так у него вторая была! А Ложкин свой катетер то ли отгрыз, то ли отрезал, вот такусенький кусочек остался. Говорит, катетер унижает его человеческое достоинство. Давайте их по разным палатам разведем, а то они нам онкоцентр сожгут или взрыв устроят, даром что лежат и не встают. Сегодня на операцию подготовлены Петров, Нигматуллин и Ложкарева. На ангиографию Варданян. Аласенс Петрову выпоен.