Смерть в адвокатской мантии
Шрифт:
Тролль склонился к собеседнику и понизил голос, словно собирался выдать государственную тайну:
— Тут такое дело, сэр, этот наш мистер Найтон, он был то ли из квакеров, то ли из какой другой секты, где не верят в омовение или еще чего. В общем, он капли в рот не брал. Настоящий трезвенник. А мистер Колбрук, тот кроме финансов еще и винами ведал. Бывало, позовет меня и говорит: «Пригубите, Бассет. Если вам по вкусу, так и рядовым юристам сгодится». Уж и не знаю, комплимент мне он тогда делал или наоборот?
— Разумеется, комплимент, мистер Бассет. Талант дегустатора — большая редкость. И что, мистер Обадья Колбрук контролировал крупные суммы? Какие-то значительные поступления, инвестиции?
— Счетов было два вида, лорд. Порядок там и там обычный:
— И даже никогда не заглядывали в них? Ну, хоть одним глазком?
— Не было у меня такого права! — возмущенно воскликнул тролль, явно оскорбленный подобными подозрениями. — Я никогда бы этого не сделал!
— Простите, мистер Бассет, у меня в мыслях не было предположить что-то подобное, — поспешил успокоить старика Пауэрскорт и тут вдруг вспомнил текст одного из завещаний. — Скажите, а о стипендиях малоимущим студентам, что интересовали адвоката Донтси, вам что-то удалось выяснить?
— Это целиком относилось к ведению мистера Колбрука, сэр.
— Ясно, — кивнул Пауэрскорт. — И последний вопрос. Подумайте хорошенько, мистер Бассет, могло ли что-то в финансовых делах Куинза стать поводом для убийства?
— Нет, клянусь честью, сэр, — поспешно ответил Джон Бассет.
На следующий день Пауэрскорта ожидало весьма интересное зрелище — слушание по делу Панкноула в Суде Королевской скамьи под председательством лорда верховного судьи [41] Вебстера. Процесс начался еще вчера, но полтора дня в закрытом режиме оглашались предварительные заявления, опровержения и возражения. После перерыва ожидались публичные прения сторон и перекрестный допрос подсудимого. Обвинение представлял Максвелл Керк, начальник Донтси, его младшим партнером-референтом был назначен Эдвард. С раннего утра по всему Стрэнду чуть ли не до моста Ватерлоо выстроилась длинная очередь: народ жаждал увидеть Иеремию Панкноула на скамье подсудимых. Многие из этих людей лишились из-за него своих честных трудовых сбережений, причем простых британцев, которых заманил в свои сети ловкий аферист, оказалось так много, что четверо из присяжных получили отвод. Адвокатам защиты удалось доказать факт их «личной финансовой заинтересованности» в результатах дела.
41
Лорд верховный судья — председатель одного из высших британских судов, Суда Королевской скамьи, и заместитель председателя Канцелярского (Верховного) суда.
Эдвард, который в мантии и парике выглядел еще моложе, чем обычно, встретил Пауэрскорта и провел его сквозь толпу к залу суда. Усадив детектива во второй ряд, где сидели поверенные, юноша занял место рядом с Керком на передней скамье, прямо перед присяжными и восседавшим чуть правее судьи Вебстера.
Керк торжественно начал свою речь. На вчерашнем закрытом заседании он обосновал мотивы судебного преследования, сегодня же намеревался обличить главные из приемов мошенника, чтобы обрисовать присяжным картину преступления и подготовить их к перекрестному допросу. Разрабатывая стратегию обвинения, он посоветовался с Эдвардом, и они сошлись на том, что, хотя многочисленные детали бухгалтерских проводок, переоценки активов и прочая экономическая специфика в данном случае, безусловно, важны, они, скорее всего, пролетят мимо ушей присяжных. Поэтому решено было, исключив массу технических подробностей, втолковать им основные, наиболее понятные пункты аферы.
Керк излагал суть дела спокойно и внятно, без патетики. Он не был сторонником театральных эффектов, драматической жестикуляции и прочих приемов, которыми увлекаются некоторые адвокаты. Но через четверть часа произошло что-то странное. Голос его зазвучал все тише и неразборчивее, потом Керк покачнулся, с лица его градом покатил пот. В группе защиты возбужденно зашептались.
Сидевший там Чарлз Огастес Пью, самый элегантный если не в Лондоне, то, без сомнения, в этом зале, сегодня был в жемчужно-сером костюме итальянского покроя и шелковой нежно-голубой рубашке. Глядя на него, Пауэрскорт заметил, что адвокаты защиты начали обмениваться записками со своими поверенными. Эдвард встревоженно обернулся. По залу прокатился ропот: что случилось? Обвинитель пьян? Или это сердечный приступ?
Громким ударом молотка судья Вебстер призвал всех к порядку.
— Тишина! — гаркнул он, грозно глядя в зал. — Объявляется перерыв на пятнадцать минут. Если мистеру Керку не удастся закончить выступление, речь обвинителя продолжит его младший партнер.
Судья стремительно вышел. Двое служителей помогли Керку добраться до комнаты отдыха, третий побежал за врачом. Зрители, опасаясь потерять свои места и снова оказаться в хвосте очереди, не покидали зал. Помощники Керка лихорадочно листали толстый истрепанный справочник по судебному регламенту. Эдвард побелел как полотно — худший из его кошмаров становился явью. И пока он нервно переговаривался с клерком из своего бюро, Пауэрскорт подозвал одного из юных посыльных, болтавшихся по залу, готовых исполнить любое поручение.
— Вы знаете, где находится офис мистера Керка?
Парнишка кивнул.
— Бегите туда со всех ног и разыщите на самом верхнем этаже стенографистку Сару Хендерсон. Скажите, что вы от Пауэрскорта, что ее Эдварду придется выступать в суде и ей надо немедленно прийти сюда.
Курьер помчался исполнять поручение, а Пауэрскорт прислушался к словам клерка, который разговаривал с Эдвардом и старшим поверенным обвинения.
— Пока не выяснится, что произошло с мистером Керком, — говорил он, — его речь должен продолжить мистер Эдвард. Мы не можем просить отсрочки, нам ее не предоставят. Все адвокаты, принимающие участие в процессе, обязаны заменять друг друга в случае необходимости. Если мистер Эдвард не выступит, дело будет закрыто автоматически на основании нарушения процессуальных норм. Панкноула и компанию отпустят на свободу сегодня же, а поскольку вторично судить по тому же обвинению нельзя, мошенников уже никогда не привлекут к ответственности. А к адвокатам мистера Керка не обратиться больше ни один клиент.
Эдвард стоял, опустив голову. Он сейчас выглядел даже хуже своего занемогшего патрона. Пауэрскорт понял, что должен поддержать его, и взглянул на часы: до конца перерыва оставалось шесть минут.
— Эдвард, — он взял юношу под локоть, — это ведь вы составляли большинство вопросов для мистера Керка?
— Я готовил все, — уныло вздохнул Эдвард.
— Ну вот, видите. А теперь вам остается только произнести их вслух. Вы сможете, я нисколько не сомневаюсь. Подумайте обо всех, кто так хочет, так ждет вашей победы. Вспомните о своих коллегах, о ваших бабушке и дедушке, о леди Люси, Томасе, Оливии и близнецах — все они твердо знают, что у вас все получится. Подумайте о Саре, она с минуты на минуту будет здесь, вспомните, как ее матушка мечтала, чтобы вы выступали в суде.
— Но я же никогда не…
— Так что же? И у Наполеона когда-то было первое в жизни сражение, и великий Билли Грейс когда-то первый раз взмахнул крикетной битой, и Казанова когда-то впервые покорил женское сердце. Мы с Сарой будем болеть за вас, и вы, Эдвард, мы в это верим, выступите превосходно, просто блистательно!
Пламенная речь Пауэрскорта вернула немного краски на щеки Эдварда. Молодой человек сжал кулаки, до боли вонзив ногти в ладони. Пробежавший по залу гул возвестил о появлении судьи Вебстера. Эдвард глотнул воды и стал собирать свои тезисы. В этот момент повеяло знакомыми духами Сары, и вот она уже стоит рядом, с обожанием улыбаясь Эдварду. «Такая улыбка, — подумал Пауэрскорт, — способна оживить не то что мраморную, а даже бронзовую статую». Эдвард радостно улыбнулся верной подруге в ответ. Взволнованная Сара схватила Пауэрскорта за руку так крепко, как будто они оказались на борту тонущего корабля.