Смерть в апартаментах ректора. Гамлет, отомсти!

Иннес Майкл

– О, послушайте… – промямлил он.

Между рыданиями Диана бормотала:

– Все так чертовски ужасно… Уж лучше умереть!

– Диана… Диана, дорогая…

Но ее внезапный взрыв эмоций должен был иссякнуть. Очень скоро она немного успокоилась и, не потянувшись за платком или за пудреницей, спросила:

– Ноэль, эти ужасные полицейские узнают о моей работе… ведь узнают?

– Ну, наверное. Понимаете, Эплби – это тот, из Лондона – расспрашивает о присутствующих у дедули Готта.

– И они захотят узнать… что это было?

– Возможно… в общем смысле. Вы же знаете, все было подозрительно. Писать, а потом сжечь в ожидании обыска. Весьма в стиле Черной Руки. А полиция думает… –

Он смущенно замялся. – Позвольте вытереть вам глаза… Вероятно, если бы вы мне сказали… то есть намекнули… я бы тихо это вынес. Этот Эплби – хороший парень… джентльмен… и, похоже, неплохо знаком с Готтом. И поэтому он скорее всего догадался. Превосходный ум.

Диана не утешилась знанием о манерах или уме Эплби. Однако она сказала:

– Ну хорошо, я расскажу, Ноэль… Прямо тошнит… Может, это и к лучшему. Принесите со стола лист бумаги.

Диана стала быстро писать. Чем больше становилось строчек, тем выше Ноэль вставал на цыпочки.

– Понимаю, – произнес он наконец. – Чрезвычайно изобретательно… Диана, вы ужасно умны! Однако получится не очень удобно, если меня здесь обнаружат, когда все друзья скорбят… Ну да ладно.

– Видите ли, – жалким тоном проговорила Диана, – ты учишься выжимать идеи буквально из всего. Это закон – нужно использовать все, что происходит вокруг… Конечно, к бедному старику это не относится. Просто само понятие насильственной смерти натолкнуло меня на мысль… на новую увязку… с детективными журналами, боевиками… это ведь тоже целевая группа для продукта! И я поняла, что мне просто необходимо это записать. Но если бы это у меня обнаружили… – Она умолкла, услышав шаги в коридоре. – Ноэль, это фараоны?

– По-моему, да.

– Заприте дверь.

Ноэль повиновался. Через секунду раздался стук, и Диана спросила:

– Это полицейский?

– Да, сударыня.

– Входить нельзя. Это неприлично. К тому же… – Диана почувствовала, как Ноэль обнял ее, и еще больше воодушевилась. – У меня здесь гость.

– Сударыня, я бы не осмелился. Всего один вопрос: прошлой ночью… вам помешали заниматься профессиональной деятельностью?

Диана скрипнула зубами.

– Да, – ответила она, – конечно.

– Благодарю вас.

Шаги стали удаляться и вскоре смолкли.

– Он ушел! – воскликнула Диана.

Ноэль спрыгнул на пол и смял бумагу.

– Бесцеремонный субъект. Боюсь, на лошади нынче не покатаешься. Похоже, мы пленники в осажденной крепости. Но в сквош всегда можно поиграть.

* * *

В коридоре за залом долгие часы неподвижно и бдительно сидел Мурдо Макдональд. И вот он встрепенулся. Изнутри открылась дверь, охранявший ее констебль шагнул в сторону, и из зала под надзором сержанта вынесли носилки с телом лорда Олдирна. Макдональд встал, скрылся в небольшой нише и наклонил голову, когда носильщики медленно проходили мимо. Он внимательно следил за происходящим из-под густых бровей. Пройдя несколько метров по коридору, сержант остановился и окликнул констебля у двери. Тот направился к сержанту, словно желая получить указания. Макдональд быстро и бесшумно двинулся вперед. Несмотря на годы, он был подтянут и подвижен. В какое-то мгновение он тенью проскочил к двери и проник в зал. Там он быстро огляделся. Никого. Внутрь мог заглянуть лишь находившийся снаружи констебль, когда вернется и закроет дверь. Макдональд добежал до главной сцены, запрыгнул на нее и спустился в люк, через который исчезал призрак отца Гамлета, прежде чем услышал звук закрываемой двери. Он остался один в пустом зале. Пока что все шло хорошо.

Почти минуту Макдональд, не шевелясь, сидел под сценой в полной темноте. Затем он начал потихоньку двигаться в сторону кулис. Он вылез наверх у занавеса за

задней сценой, снова оставшись незамеченным, и скрылся между двумя слоями плотной ткани.

– Если повезет, – еле слышно пробормотал он, – то скоро можно будет тихо исчезнуть.

Макдональд на цыпочках прокрался к тому месту, где смыкались две части занавеса, и осторожно выглянул на заднюю сцену. Там стоял констебль, усталый, но не потерявший бдительности. Макдональд окинул взглядом небольшую сцену. Потом он отступил чуть назад и поглядел в другую сторону. Перед ним открылся свободный путь к стоявшему шагах в десяти артистическому фойе – прямоугольной коробке, отделанной шпунтовой доской. Он вылез из-за занавеса, сделал несколько шагов к нему и вскоре рассматривал фойе из очень ненадежного укрытия в зашторенном проходе. Артистическое фойе также охранял констебль. Макдональд осторожно посмотрел на него, а затем снова начал что-то искать, вглядываясь в разбросанные по комнате вещи и реквизит. Вскоре его взгляд уперся в угол, после чего он снова с каким-то отчаянием поглядел на полицейского.

– Десять к одному, – растерянно пробормотал он, – что он или здесь, или…

И тут кто-то хлопнул его по плечу.

– Та-а-ак, что это вы здесь делаете и как вы сюда попали?

Макдональд обернулся и увидел чрезвычайно подозрительного сержанта Трампета. Однако он, казалось, нисколько не растерялся.

– Попал сюда? Я вошел через дальнюю дверь.

– Через дальнюю дверь… чушь! Она охраняется.

Макдональд выразительно покачал головой:

– Один из ваших о чем-то говорил в коридоре с сержантом. Но дверь была открыта, и я вошел. Я ищу свою трубочку.

– Какую еще трубочку?

– Для нюханья табака. Кто-то уронил чашку с кофе, когда я держал ее в руках, и я положил ее на стол рядом с оброненной чашкой, а потом забыл.

Сержант Трампет пришел в ярость:

– И вы думаете, что вам можно красться сюда за какой-то понюшкой, словно не случилось никакого убийства? Вы разве не знаете, что убийство…

– Дружище, – ответил Макдональд, – Мурдо Макдональду не нужны ваши проповеди о значении шестой заповеди. Но две унции превосходного нюхательного табака что-то значат. И дедушкина трубочка в придачу! Посмотрим-ка вместе.

Стали искать вместе. Но не нашли никакой трубочки.

Чарлз Пайпер, вытиравшийся после «рассветного» душа, торопливо ретировался из ванной, услышав приближавшиеся шаги Джайлза Готта. Теперь он делал упражнения под надежной защитой стен своей комнаты и ощущал – как это часто бывает с молодыми и пытливыми романистами – желание нескольких голов одновременно заняться мыслями, сражавшимися за его единственную голову. Если сосредоточиться на одной мысли, то раз и навсегда лишишься остальных – сотен возможных слов, вполне годившихся для воплощения в элегантном шрифте издателя Тимоти Такера, которые неизбежно канут в забвение.

Сначала ему пришла мысль – довольно часто, надо сказать, посещавшая его, – что во время гимнастики нужно думать. Если не сосредоточиться (как он подумал) на упражнениях, то от них нет пользы. Рабочие, хотя и тренирующие мышцы целый день, не обладают красивыми телами, поскольку не концентрируют свой ум на гармоничном развитии мышц. Тогда надо прекратить думать (подумал Пайпер) во время дыхательных упражнений. Надо сосредоточиться на дыхании как таковом. Возможно, представить себе загадочные легочные полости – рыхлые, покрытые пленкой, то раздувающиеся, то опадающие. Возможно, их и вправду можно увидеть, если очень постараться. Экзальтированные люди могут видеть свои внутренности… и сюрреалисты тоже. Но нужно дать мозгу отдохнуть. Просто смотреть на плавные очертания Хортон-Хилла – сами по себе ритмичные, как хорошая зарядка – и считать: один, два, три.