Смерть в белом халате
Шрифт:
Савичева в палате не было, Виктор заглянул туда по привычке, – Александра Алексеевича перевели в отдельный бокс с запирающейся дверью. Бокс располагался напротив столовой, и Плеханов решил заглянуть туда в последнюю очередь, по пути обратно к столу.
Щукин сидел на кровати, уставившись в пол, и тихо бормотал – Виктор видел, как шевелятся его губы. На голову дежурного, появившуюся в проеме двери, «счетчик» внимания не обратил, и Виктор проследовал дальше по коридору.
«Эмбрион» спал. В самой что ни на есть обыкновенной позе – на спине, вольно раскинув в стороны руки и ноги. Наверное, он все-таки сумел договориться
Если Олег Павлович поговорил с заведующим, но вот то, как поступил Никифоров? Судя по тому, что «эмбрион» до сих пор находится в клинике, Геннадий Андреевич не выдал пациента милиции, но и домой не отпустил. Именно этого «эмбрион» и добивался, в противном случае ему грозили бы неприятности с органами внутренних дел. Но вот вопрос: не шантажирует ли Геннадий Андреевич своего подопечного? Или Олег Павлович сам предложил заведующему деньги?
– Вот и источник доходов на зелье, – пробормотал Виктор. – Для наркомана деньги никогда не будут лишними. Хорошо, Геннадий Андреевич телефоны не ворует.
Плеханов вспомнил, что после того, как они с Максом увидели, как Гаршин сдает краденые мобильники, однокурсник на занятиях так ни разу и не появился.
Следующей по порядку шла палата Матвеева. Иван Борисович тоже спал, лежа на животе, свесив гигантскую руку с кровати. Из груди его доносился мощный храп, но почти весь звук уходил в подушку. Виктор порадовался, что этой ночью ему не придется успокаивать бывшего укротителя или привязывать его к кровати. На силу «воблы», спящего в ординаторской, рассчитывать не приходилось. Изяслав был слабым, по крайней мере, выглядел таковым, а во-вторых, Плеханов бы мог поклясться – обратись он к нему за помощью, «вобла» найдет предлог отказаться.
Бокс, где поселился Савичев, был заперт. Ключ находился в тумбочке стола в ординаторской. При чрезвычайном происшествии дежурные могут открыть дверь и оказать «пленнику» помощь. Сквозь стекло через металлическую решетку было видно, как Александр Алексеевич спит, вздрагивая изредка всем телом. Неприятностей не предвиделось.
Плеханов побрел обратно к столу. У палаты Щукина он внезапно остановился.
В том, что Изяслав остался спать на диване в ординаторской, были свои плюсы: Виктор беспрепятственно, не опасаясь подозрительных взглядов и ненужных вопросов, может поговорить с любым пациентом в любое время. Ему не нужно будет выбирать момент и оглядываться на дверь. Если расспросить эпилептика о ночи убийства не получилось, то можно побеседовать с «счетчиком». Только вести себя нужно очень осторожно, дабы Сергей Сергеевич не ушел в себя, как это было, когда с ним пытался поговорить майор Громыко.
Когда с Виктором дежурила Ольга Николаевна, Плеханов не рисковал задерживаться в палате какого-либо пациента дольше, чем на пять минут. Старшей медсестре было вовсе не обязательно знать, что он проводит собственное, ну, или почти собственное, расследование.
Сергей Сергеевич все так же сидел на кровати, бормоча себе под нос. Виктор осторожно открыл дверь, предварительно стукнув по стеклу костяшками пальцев, чтобы не пугать Щукина и привлечь его внимание. На стук «счетчик» не отреагировал, и Плеханов расстроился – видимо, сегодня от Щукина внятного ответа он не добьется.
– Сергей Сергеевич, – тихо шепнул Виктор.
Пациент внезапно закрыл голову руками.
– Я не виноват! Не бейте меня! Пятнадцать! Пятнадцать!
– Сергей Сергеевич, все в порядке. Это я, Виктор.
Щукин еще с полминуты раскачивался на кровати, закрыв голову руками и шепча непонятные оправдания, а потом вполне нормальным голосом поздоровался.
– Двадцать семь. Я думал, вы уволились, – сказал он.
– Нет, – Виктор облегченно вздохнул. – А вот мой сменщик, Павел, помните его? Он уволился.
– Жаль. – Щукин махнул Плеханову рукой, приглашая того войти в палату. – Вдруг, нас Матвеев услышит.
– Не услышит.
Виктор принял приглашение Сергея Сергеевича, вошел в палату и плотно закрыл за собой дверь.
– Сто одиннадцать. Вы теперь совсем один. А вдруг вы не справитесь, если Иван Борисович буйствовать начнет? Я видел, что он с новеньким сделал. Тридцать четыре раза тапком пнул и дважды головой об пол стукнул.
Плеханов понял, речь идет о том дне, когда бывший укротитель вытащил в коридор «эмбриона», проверяя, притворяется тот, или нет.
– Я с ним справлюсь, – Виктор попытался добавить в голос как можно больше убедительности, – он меня уважает.
– Семь.
– Что?
Но «счетчик» уже погрузился в собственные мысли.
Виктор немного постоял в дверях, а потом подошел к Сергею Сергеевичу и сел рядом на кровать.
– Семенов был лучше Матвеева, – негромко сказал он.
Щукин вздрогнул, вскочил с кровати и забегал из угла в угол, дергая руками и головой.
– Нет! Нет! Страшный человек! Шестьдесят девять! Одиннадцать!
– А по-моему, – Плеханов старался говорить мягко, – очень несчастный. Вы знали, что Матвеев спровоцировал несчастный случай, в котором погиб сын Семенова? Павел Петрович пытался Матвеева отравить. Из-за него Ивана Борисовича раздавил удав.
Щукин словно наткнулся на невидимую преграду. Тело его замерло в двух шагах от двери, нога осталась согнутой в колене, будто он не закончил шаг, а его облили мгновенно затвердевающим бетоном, да так и оставили – застывшим в движении.
– Я знал! Иван Борисович очень опасный человек! Меня когда-нибудь убьет. – Нога Щукина медленно опустилась, он вытянулся по стойке «смирно». – Скорей бы уже. – Губы его задрожали, и он почти по-детски пожаловался: – К Лене хочу.
Виктор промолчал. Разговор никак не хотел выходить на нужную тему. Казалось бы, новость о том, что у Матвеева был повод для убийства, должна была удивить Сергея Сергеевича, но тот упорно не хотел говорить об этом. Глаза его затуманились, он снова принялся произносить бессвязные слова вперемешку с цифрами.
Плеханов поднялся, собираясь ни с чем вернуться на свое рабочее место, но Щукин внезапно сел на пол.
– Знаете, – грустно произнес он, – я ведь мог его убить. Двадцать четыре раза.