Смерть в овечьей шерсти

Марш Найо

Он, словно в горячке, заметался по комнате, близоруко натыкаясь на стулья.

— Об этом даже подумать страшно, — пробормотал он, не поворачиваясь к Аллейну.

— Значит, она была жива, когда вы вошли в сарай?

Клифф обернулся:

— Жива? Вы с ума сошли. Жива! Стал бы я так переживать, если бы успел с ней поговорить.

Он стоял, вцепившись в спинку кресла и тяжело дыша.

«Ну кажется, прорвало», — с облегчением подумал Аллейн.

— Все было бы иначе, если бы я извинился и попытался убедить ее, что я не вор, — скороговоркой выпалил Клифф. — Именно так я и хотел поступить. Я не знал, что она собирается идти в стригальню. Откуда я мог это знать? Я просто хотел послушать Баха. Сначала попытался

играть в унисон, но у меня ничего не вышло, и я стал просто слушать. А потом увидел, как она идет по дороге и сворачивает к сараю. И мне вдруг захотелось извиниться. Я слушал радио и думал, что бы ей такое сказать. И все никак не мог решиться пойти. А потом вдруг встал и вышел, не выключив радио. Я спускался с холма, прокручивая в голове нужные фразы. Вошел в сарай — там было совсем темно — и окликнул ее. Я еще подумал: что она делает в такой темноте? Из пристройки доносилась музыка. Я снова позвал: «Миссис Рубрик, вы здесь?» — и осекся. Тогда у меня еще ломался голос. Я прошел дальше.

Клифф трясущейся рукой потер лицо.

— Прошли дальше, — подбодрил его Аллейн.

— Рядом с прессом лежала куча пустых мешков. Я остановился рядом. Мне показалось странным, что ее здесь нет. Не знаю почему, но у меня вдруг возникло дурное предчувствие. Как в ночном кошмаре, когда знаешь, что тебя ждет что-то страшное, но все-таки идешь. Но я точно не помню. Может, ничего такого и не было. И тут моя нога коснулась ее тела.

— Под мешками?

— Да. Они были свалены между прессом и стеной. Я еще тогда подумал, что им здесь совсем не место. В темноте я споткнулся об эту кучу. И почему-то сразу подумал, что там лежит миссис Рубрик и она мертвая.

— И что же вы сделали? — мягко осведомился Аллейн.

— Я отскочил и налетел на пресс. А потом долго стоял неподвижно и все думал, что надо посмотреть на нее. Но было очень темно. Я наклонился и приподнял мешки. Что-то блеснуло. Это была та самая бриллиантовая штука. Вторую она потеряла. Я прислушался, но было тихо. Я протянул руку и коснулся мягкой холодной кожи. Мешки выпали у меня из рук, и я бросился бежать, чтобы рассказать всем. Клянусь, у меня и в мыслях другого не было. Но когда я выскочил из сарая…

— Альберт Блэк?

— Да. Он был пьян и, шатаясь, шел по дороге. Он окликнул меня: «Эй, Клифф, ты что там делаешь?» И я вдруг почувствовал, что внутри у меня все превратилось в какой-то кисель. Люди плохо соображают, когда с ними случается что-то подобное. Они теряют контроль над своим телом, и оно действует само по себе. Со мной, во всяком случае, так и произошло. Я ничего не соображал и не владел собой. Мое тело понеслось обратно в пристройку. Только там я опять обрел способность мыслить. Радио продолжало играть, а я сидел и вспоминал, как мы с ней поссорились и что я ей при этом наговорил. Потом я выключил радио и начал играть. В нашем доме хлопнула дверь, залаяли собаки. Я ничего и не рассказал ни в этот день, ни на следующий, ни позже. А потом три недели думал, куда делось тело и нет ли его где-нибудь поблизости. Меня это занимало даже больше, чем убийца. Элби все время был на взводе, он боялся, что я проболтаюсь про виски и все подумают, будто он имел на нее зуб. Он ведь знал: миссис Рубрик хотела, чтобы его уволили. Когда он напивался, то частенько грозился взять ее в оборот. Когда ее нашли, он повел себя именно так, как вы сказали. Он подумал на меня. Он и сейчас так думает и боится, что я все повешу на него.

Клифф неуклюже опустился в кресло и, потеряв контроль над собой, громко разрыдался, молотя руками по подлокотникам.

— Все кончено, — запинаясь, проговорил он. — Кончено. Даже слышать не могу эту музыку.

Маркинс растерянно наблюдал за ним. После некоторого колебания Аллейн подошел к Клиффу и слегка коснулся его плеча.

— Да будет вам. Все не так уж безнадежно. Никуда не денется ваша музыка.

2

— Ну что ж, против парня можно возбуждать дело, — заявил Маркинс. — Не так ли, сэр? Он признался, что был в сарае, а в остальном приходится верить ему только на слово. Может, суд примет во внимание его молодость и его отправят в исправительное заведение для несовершеннолетних? Как вы думаете, сэр?

Аллейн не успел ответить, так как вошел Томас Джонс, бледный и трясущийся от гнева.

— Я отец этого парня, — заявил он, остановившись напротив Аллейна и опустив голову, словно разъяренная обезьяна. — И я не допущу этих пыточных допросов. Вы на него давили, пока он не сломался и не наболтал всего, что вы хотели. Может, там, откуда вы приехали, это обычное дело, но здесь так не принято, и мы этого не потерпим. Я все про вас расскажу. Мальчишка выскочил весь не в себе, будто в голове у него помутилось. Разве он может отвечать за свои слова? Глупый щенок. Я ему велел молчать и не разевать варежку, а вы его затащили сюда и без меня обработали. Вы что-нибудь записывали против него? Он подписал? Клянусь Богом, если так, я на вас управу найду.

— Клифф дал показания и подписал их, — объяснил Аллейн. — Мне кажется, они вполне правдивы.

— Вы не имеете права заставлять его. Кто вы такой? Нет у вас такого чертова права.

— Напротив, я имею все полномочия, предоставленные мне вашей полицией. Клифф выбрал самый верный способ защитить себя. Повторяю, я уверен, что он говорит правду. Когда он немного отойдет, сам вам все расскажет. А пока советую оставить его в покое.

— Пытаетесь меня надуть?

— Нет.

— Вы же все думаете на него. Хотите дело на парня завести?

— На первый взгляд для этого имеется достаточно оснований. Тем не менее я не считаю, что оба эти нападения совершил он. Но раз уж вы здесь, мистер Джонс…

— Вы все врете, — яростно перебил его Томми.

— Считаю своим долгом предупредить вас, что ваше собственное алиби в обоих случаях крайне неубедительно.

Томас Джонс застыл на месте. Он опустил подбородок и согнулся, так что руки его повисли вдоль тела как плети.

— Какая нужда мне убивать ее? С какой стати? Она по-своему была добра ко мне. Нет у меня никакого повода.

— Я думаю, что здесь ни для кого не секрет, что капитан Грейс и мистер Лосс занимаются разработками, связанными с вооружением, причем секретные. Вы также знаете, что миссис Рубрик придавала большое значение борьбе со шпионажем.

— Ничего я этого не знаю, — возразил Томми Джонс, но Аллейн прервал его:

— Вы же видели, как был поставлен весьма дорогой ветряк, снабжавший электроэнергией всего одно помещение — тщательно охраняемую мастерскую. Наверняка у вас возникали вопросы. Да и сама миссис Рубрик создавала обстановку секретности. Полицейское расследование велось по вполне определенным направлениям. Вы не могли не заметить, что они пытаются связать убийство с предполагаемым шпионажем. Откровенно говоря, ваше имя фигурирует в списке лиц, которые могут быть платными вражескими агентами, а следовательно, убийцами миссис Рубрик. Но есть и более явный мотив: миссис Рубрик обвинила вашего сына в краже виски и вы опасались последствий.

Томми энергично выругался.

— Я упомянул об этом только потому, — разъяснил ему Аллейн, — что «допрос с пристрастием», как вы изволили выразиться, может быть применен не только к нему. Возможно, наступит и ваш черед, правда, не сегодня. Завтра в пять мне нужно быть на ногах, поэтому сейчас я отправляюсь спать. Будьте благоразумны и сбавьте тон. Если вы и ваш сын ни в чем не замешаны, беспокоиться не о чем.

— Так уж и не о чем, — возразил Томми прищурившись. — Жена моя уже нахлебалась по горло. — Он взглянул на Аллейна из-под нависших бровей.