Смерть в пурпурном краю

Макдональд Джон Данн

– Мистер Йомен, если я предлагаю вам карту, а вы ею не воспользуетесь, что ж...

– К черту, Макги, вы уже впутались в дело! Все уже пришло в движение, и весь замок рушится.

Откинувшись на спинку кресла, я вертел в руках стакан.

– Она хотела нанять меня, чтобы я помог ей избавиться от вашей опеки. Обещала мне половину суммы, которую я смогу у вас оторвать. Обо мне узнала от нашей общей знакомой. Мне известно, что ее наследство вы промотали. Знаю, что были ее опекуном. Кажется, понимаю, почему вам было выгодно на ней жениться. Но чувствую также, что женитьба дала вам больше, чем вы рассчитывали.

– У вас очень своеобразный подход к делу, Макги.

– Я специализировался в качестве спасателя. Но ее предложение мне не хотелось принимать.

– Почему?

– У меня создалось впечатление, что ей хотелось от меня чего-то несбыточного.

Словно принуждала себя к этой акции. По-моему, она, собственно, готовила трагическую сцену, во время которой отказалась бы от любовника. Слезы, прощай, милый, возвращаюсь к мужу, ничего другого мне не остается. Таким мне представлялись ее дальнейшие шаги. Она вздыхала бы здесь до тех пор, пока не убедила вас, что сердце ее разбито, а потом вернулась бы на прежнюю колею. Понимаю, вы относитесь ко всему скептически, Джас. Спросите Микеле Мацари. По его мнению, это была просто романтическая игра. Думаю, игра кончилась, во всяком случае для нее. Не дали ей времени доиграть.

– Кто не дал времени?

– Те, кого сейчас выслеживает Бакльберри. Следы-то они не все замели, Джас. Ребята из лаборатории сегодня обнаружили улики. Клочок легочной ткани и тождественная группа крови. На том самолете улетели запасные игроки. Уэбб скорее всего тоже мертв.

Откинув голову на высокую спинку кожаного кресла, он выглядел так, словно в любую минуту может заснуть. В камине рухнуло полено, рассыпав искры. Допив стакан, он медленно поднялся. Подошел к ее портрету и, сунув руки в задние карманы брюк, смотрел на него.

– Знаете, старина, какую воду мы черпаем из этих глубоких колодцев?

– Не понимаю.

– Глубинную, вкуснейшую воду, сохранившуюся с тех времен, когда здесь были болота, озера, гигантские ящеры и папоротники с дерево. Когда мы ее вычерпаем всю, не останется ни капли. Уже завтра все насосы могут заработать впустую и выкачивать из глубины только сжатый воздух. И дни этого края будут сочтены.

– Я этого не знал.

– Никакая это не тайна. Мы не думаем об этом. Такое знание ужаснет любого. Ведь и о собственной смерти человек никогда не думает, а она под боком. Никому ее не избежать. А сюда нанимают других, бурят новые скважины и выкачивают воду все быстрее и больше.

– Выглядит как-то глупо.

Повернувшись к бару, он налил еще и, не торопясь, вернулся в кресло.

– Черт возьми, но это и в самом деле глупо. – Он крепко провел ладонью по лицу от лба до подбородка. – Транжирство. Надежда. Откуда мне знать? Кажется, посмотришь – сразу ясно, что мир катится в тартарары. А взглянешь через минуту, и опять безоглядно надеешься, что перед тобой открыты сотни возможностей, и ты в любую минуту можешь действовать. Но однажды сразу навалится чересчур много забот. И все. Просто – сразу и чересчур. Парень, вчера я это понял. Я уже сорок лет играю в покер. Видел это по вашим глазам, по вашим губам. Этот Фреди Бакльберри! Боже мой! Сегодня вечером позвонил мне. Милый Джас, все так и есть, как мы предполагали. Совершенно точно – улетела с профессором. Этот пигмей не знает, что прошлая ночь стала для меня решающей. Сегодня уже все равно. Вчера вечером я слегка напился. Сегодня будет так же, старина. Вчера я взял «крайслер», поехал в горы по тому серпантину – его придумал один горе-политик, а когда его построили, мне тоже перепало из государственных средств. Холодный месяц освещал все вокруг, а наверху, на ровной площадке, есть кусок дороги, так... километров шестьдесят, – прямой как стрела. Скорость была сто сорок, выключив фары, я пустился напропалую – огромная машина шла как игрушка. Наскочил на большого зайца, шум был как от выстрела. Убит наповал – выглядел страшно. И он тоже был из мяса и крови. Снял я ногу с педали и медленно скатился вниз, пока не наткнулся на хилое деревце. Посидел с минуту, потом вышел взглянуть на капот. Там оказалась вмятина, подсохшая кровь и светлые волоски. Счистил их – они были мягкие. Я прошел мимо дерева и стал смотреть на звезды. Твердил себе, что будет время – получу четыре туза сразу. Что еще почувствую вкус бренди и сигары после доброго бифштекса и испытаю наслаждение. Убеждал себя, что я все тот же старый черт, что еще погарцую на женщине под собой, переживу минуты, когда кажется – вот оно, и пропади пропадом все остальное. Посвистывая, я сел за руль, развернулся и поехал по той же дороге – с зажженными фарами, медленно и осторожно, как старая дама. Я уже думал, что давно проехал то место, когда трупик зайца возник перед фарами, и я, дурак, остановился

и зачем-то вышел. Крепко ему досталось, но шкурка была чистой, и тело не растерзано. Ладонями чувствовал, какой он еще теплый. Я его поднял и, перебравшись через кювет, опустился на колени; как собака лапами, вырыл ямку, положил его и еще прикрыл носовым платком, прежде чем засыпать землей. Господи, прямо как ребенок хоронит мертвую птичку. Утрамбовал землю и, еще стоя на коленях, взглянул на звезды, дивясь, какого дурака из меня разыграли. Понял, что все в мире имеет ценность. Покер и бренди, сигары и молодая девчонка. Все важно.

Допив, он отнес стаканы к бару и снова наполнил. Момент оказался неподходящим, чтобы отказываться.

Подав мне напиток, он сел.

– Знаете, что ярче всего отпечаталось в моей памяти? – Улыбка делала его значительно моложе. – Три года. Я прослышал о племенных кобылах на продажу и взял ее с собой в Монтану, где хотел их как следует рассмотреть. Там везде была свежая весенняя трава, все вокруг цвело. Мы поднялись на один холм и, перевалив через вершину, спустились по другой стороне. Те кобылки мне понравились. А ей не понравился парень, который их продавал. Господи Боже мой, каких только глупостей не совершаешь! Километра на три вокруг нас не было ни души. Вдоль ручья бродили пасущиеся кони. Мы пошли по травянистой ложбине. И тут вдруг стали орать друг на друга, едва не стукаясь носами. Она вдруг влепила мне затрещину, да так, что я отлетел. Обычно я замечал, когда она собирается на меня кинуться, но в тот раз застала меня врасплох. У меня был испорченный зуб, который тут же страшно схватило. Я врезал ей в ответ. Придя в себя, Мона опять размахнулась, а я снова ответил. Клянусь, мы раз шесть обменялись оплеухами, и мне уже стало смешно, когда заметил, как дергаются уголки ее рта. И тут мы зашлись от смеха, заливались, как дети. Не прошло и двух минут, как мы скинули с себя барахло и уже лежали среди цветов, словно юные любовники. Наверное, неприлично вспоминать такую непристойность? – Он нервно рассмеялся. – У нас обоих так распухли лица, что мы стали похожи на белок, прискакавших с орехами к дуплу.

Он подошел к камину, поворошил поленья.

– Любовь? Что такое любовь, черт меня подери? Я женился на ней, потому что рассчитывал на ее наследство. Она за меня вышла из-за того, что шла ко дну и ухватилась как утопающий за соломинку. Эта интрижка с профессором расстроила меня не больше, чем причуды любого знакомого, который строит из себя идиота. Отыскала того адвоката из Беласко, но тот сразу сообразил, что налетел на твердый орешек и, чтоб его расколоть, нужна куча времени. Потом напустила на меня сыщика, но стоило только намекнуть начальнику полиции, того быстро научили хорошим манерам. Теперь наняла вас, кто вы там есть? Специалист-телохранитель?

– По высшему счету – вроде Робин Гуда. Граблю злодеев, богачей.

– Много не зарабатываете.

– Джас, разве не кажется яснее ясного, что тот выстрел предназначался вам?

Поднявшись с кресла, он подошел к оленьим рогам, закрепленным в длинной подставке на колесиках, и откатил ее в сторону. В стене был стальной сейф. Наклонился к нему, и я услышал звук набираемого шифра, потом скрипнула открывшаяся дверца. Он вернулся к креслу и вдруг без слов швырнул мне в лицо пачку денег. Я автоматически взметнул рукой, и пачка упала у моих ног. Это были пятидесятидолларовые купюры, склеенные банковской полоской с цифрой «5000».

– Не притворяйтесь. Я прекрасно знаю, что вас интересует в этой истории, Макги. Попытаюсь сберечь ваши усилия. Нечего морочить мне голову.

Я откинулся на спинку кресла, чтобы размахнуться ногой, и отбросил пачку в камин. Рассчитывал попасть, она туда и влетела, только приземлилась не в огонь, а рядышком с горящими поленьями.

– Не ломайте голову, Джас, над тем, что меня интересует.

Верхние купюры уже морщились и меняли цвет. От них потянулась тонкая ниточка дыма.

– Ставите свои условия очень забавным способом, парень.

– Киньте мне пачку побольше, мистер Йомен, уж я расстараюсь.

– Деньги для вас не имеют значения?

– Мне они очень нравятся. Просто я несколько щепетилен в отношении способа, каким их мне предлагают.

Наступило молчание. И лицо, и его индейские глаза оставались непроницаемы, бесстрастны. Угол верхней купюры почернел, и хоровод крошечных искорок стал выедать полукруг уголка.

– Черт возьми, ну и хитрая вы бестия, Макги!

– Я сказал, что в сложившейся ситуации могу кому-то быть полезен. Но не говорил, что торгую собой.