Смерть в саду золотых масок
Шрифт:
Извернувшись, Конан вонзил в них кинжал.
На сей раз клинок встретил податливую плоть. Раздался оглушительный, скрежещущий крик.
Каменная хватка ослабла, дух выпустил Конана. Теперь маска металась, как обезумевшая пчела. Она носилась и подскакивала, несколько раз ударилась о колонну и о ствол апельсинового дерева. И все время сад содрогался от пронзительного вопля, проникавшего, казалось, в сам мозг.
Конан тяжело переводил дыхание. Оглядевшись, он увидел, что господин Эмбриако потер сознание, и из ушей его вытекла струйка крови. Даже могучему киммерийцу было дурно от криков заключенного в маске духа, так что говори об изнеженном аристократе!
С трудом поднявшись, Конан приблизился к трясущейся маске. Киммериец оскалил зубы
— Я догадался, кто ты! — прошептал он. — Ты — третий брат! Ты — один из тех колдунов, которые заколдовали принцесс У-Ханя!
Маска не отвечала. Конан схватил ее за край, прижал к апельсиновому дереву и вогнал свой кинжал во вторую глазницу, пригвоздив маску к стволу.
Хлынула черная, зловонная кровь. Конан едва успел отскочить. Воздух под маской сгустился, а затем появилось тело. Оно извивалось и кричало — но кричало уже не дьявольским, а вполне человеческим голосом. За первым телом показалось и второе…
Всего двое. Они как будто выпали из пустого пространства под маской. В одном Конан сразу узнал Фореза. А второй, должно быть, Джунийе.
Конан осторожно приблизился к жертвам духа. Мертвы — оба. Крик, который они издавали, звучал не из их уст — то кричала, прощаясь, с миром, освобожденная от проклятия душа.
Маска содрогнулась в последний раз и затихла. Теперь это была просто золотая вещица, изготовленная с большим искусством.
Неожиданно с дерева упал плод. Видимо, его сшибло с ветки одним из тех сильных толчков, которые сотрясали дерево. Плод ударился о землю, покатился под горку, стукнулся о колонну беседки и лопнул. Конан смотрел на это с сожалением: больно уж вкусный!
И гут дольки плода начали раскрываться сами собой, точно лепестки цветка, и в самой его сердцевине появилась крохотная женская фигурка. Она вся была окутана прозрачным золотистым светом. На глазах Конана фигурка стала увеличиваться. Вот она уже Конану по колено, по пояс… К тому моменту, когда господин Эмбриако застонал и начал приходить в себя, девушка достигла уже изначального своего роста.
Она оказалась хрупкой и тонкой, с фарфоровым личиком, раскосыми глазами. Тонкие пряди черных волос падали на ее узенькие плечи, а над ушами ее прическу придерживали зажимы в форме шарообразных соцветий.
Она осторожно шагнула вперед, пробуя землю босой узкой ножкой, такой крохотной, что это выглядело невероятно.
Желтый шелковый халат, в который была облачена девушка, потащился за ней шлейфом. Эмбриако открыл глаза. Принцесса растерянно улыбалась, разглядывая мир, внезапно распахнувшийся перед ее взором.
Конан вдруг похолодел. Он понял, что за дерево дарило ему тень и прохладу, пока он наблюдал за садом господина Эмбриако. Он понял также, чем были те плоды, которые они с Эмбриако слопали.
— Госпожа, — обратился Конан к девушке, старательно выговаривая кхитайские слова, — вот человек, который освободил вас от чар. — Он указал на Эмбриако, со стонами копошащегося на земле. — Отдайте ему свою любовь! Он этого достоин.
— А дух? — спросила девушка. — Он держал в плену меня и сестер…
— Ну, дух мертв, я полагаю. Во всяком случае, он не воплотился, — сказал Конан. — Так что об этом мерзавце можно забыть.
Он приосанился и с лязгом вложил меч в ножны.
— Мои сестры… — Принцесса огляделась посторонам, явно растерянная. — Мы всегда были вместе. Где мои сестры, господин?:
— Они… Мое сердце кровоточит, потому что они погибли из-за козней проклятого духа, — промолвил Конан, отводя глаза от прекрасного лица девушки. И тут же добавил: — Но вы, моя госпожа, уцелели, и это — величайшее счастье.
Слезы быстрыми потоками побежали по щекам девушки, однако она нашла в себе силы, чтобы улыбнуться. Осторожно скользя по земле, девушка приблизилась к Эмбриако. Желтые шелковые рукава ласково коснулись щек бритунского лорда.
— Меня зовут принцесса Лу, — прошептала она.
«В конце концов, — сказал сам себе Конан, — что бы он делал сразу с тремя? В Бритунии многоженство не поощряется!»
И, тем не менее чувство вины не покидало Конана до самого вечера.
OCR: Cepiyc
WWW.CIMMERIA.RU