Смерть в своей постели
Шрифт:
Машина шла медленно, переваливаясь с боку на бок, похрустывая тонким ледком и фарами вырывая время от времени из темноты бетонные плиты, заборы, уцелевшие после нулевых работ ели, березы, сосны.
Минут через пятнадцать машина вырвалась на трассу и помчалась к городу, набирая скорость. За рулем сидел Андрей и, казалось, ничего не видел, ничем не интересовался, кроме дороги. Вохмянин молчал сосредоточенно и угрюмо. До последнего момента он не знал, что с ним поступят вот так неожиданно. Когда Андрей подошел
— Да, мужик, да, — ответил Пафнутьев.
— Я в чем-то обвиняюсь? — спросил Вохмянин негромко, но побледнел, сосредоточился, как-то весь подтянулся.
— Мне бы не хотелось на столь интимные темы, как обвинения, подозрения, говорить при стечении народа. И тебе это не нужно. Согласен?
— Да ладно, чего уж там… Согласен, не согласен… Были бы доказательства, да, Павел Николаевич?
— Золотые слова. — Пафнутьев добродушно похлопал по широкой спине Вохмянина.
— Жаль… Хоть бы переночевать дали возможность… Теперь, как я понимаю, не скоро удастся отоспаться в приличных условиях.
— Что до того, чтобы отоспаться… Я ведь тоже не остаюсь. Хотя Худолей бы не возражал.
— Недельку я бы с удовольствием здесь побыл… Следы бы какие-никакие нашел, доказательства… — мечтательно проговорил Худолей.
— Не переживай, мы еще подъедем.
— Подъезжайте, — усмехнулась Вохмянина. — Здесь кое-что осталось для хороших людей.
После поворота луна оказалась прямо перед лобовым стеклом, но Андрея это не раздражало, ему даже нравилось видеть перед собой белесое пятно.
— Луна не мешает? — спросил он у Светы.
— Нисколько.
— Мне тоже.
— Я люблю, когда луна. Можно опустить стекло?
— Конечно. — И Андрей сам, повертев ручку, впустил в машину свежий воздух. Пахло оттаявшей землей, теплой корой деревьев, просыхающей по обочинам жухлой прошлогодней травой.
— Но ветра гудит голубой напор и кто-то глядит на меня в упор, — пробормотала Света негромко, но все ее услышали.
— И что же из этого следует? — спросил Пафнутьев.
— Значит, весна, значит, настоящая… Не из сна навязчивого, — ответила Света.
Пафнутьев хотел было ввязаться в бестолковый разговор ни о чем и обо всем, но в этот момент у него в кармане запищала коробочка сотового телефона.
— Слушаю вас внимательно, — сказал Пафнутьев. И замер. Ничего больше не произнес, только невнятно мычал в трубку, показывая, что он все-таки слушает, понимает и просит продолжать.
— Ты где сейчас? — спросил Пафнутьев. — Понял. Я еще позвоню. Тут надо пассажира забросить в одно место. Не уходи, жди моего звонка. — И Пафнутьев сунул телефон в карман.
Дальше ехали молча. По каким-то признакам все поняли, что разговор был серьезный, что-то в мире изменилось,
— Шаланда звонил, — произнес Пафнутьев, когда машина уже въехала в город, и по обе стороны дороги замелькали частные домики. — Просил передать Худолею поздравления.
— По какому случаю?
— Очень хорошо, говорит, освоил мистические значения цифр и чисел. Настолько хорошо, что даже стало страшно жить, — добавил Пафнутьев.
— О, Боже! — простонал Худолей, что-то поняв, о чем-то догадавшись. — Неужели сбылось?
— Сбылось.
Дальше ехали в полной тишине. У высокого кирпичного забора с колючей проволокой наверху нашли маленькую железную дверь и сдали Вохмянина. Потом отвезли домой Свету.
— Так, говоришь, весна? — спросил Пафнутьев, когда женщина уже спрыгнула на подсушенный морозом асфальт.
— Настоящая, Павел Николаевич.
— До скорой встречи, Света.
— С нетерпением буду ждать повестку.
— Ты у меня дождесси! — зловеще прошипел Пафнутьев, пытаясь скрыть растерянность перед этой женщиной.
Пафнутьев, Андрей, Худолей молча, с каким-то вдруг возникшим напряжением смотрели, как Света удаляется к своему дому, как легко и свободно сидит на ней дубленка, как светятся в белесом свете луны ее волосы. Вот она перепрыгнула через лужу и тут же оглянулась — видели ли эти суровые мужики, как она легка и красива?
Мужики видели, все видели. Андрей помигал ей фарами, погудел, Света помахала рукой и свернула за угол.
— Вот так и кончается жизнь, — пробормотал Пафнутьев потерянно.
— Ничего, Паша. — Худолей похлопал Пафнутьева по коленке. — Жизнь она такая… То уходит, то возвращается. За ней иногда и не углядишь. Казалось бы все, конец, ты труп. А потом вдруг обнаруживаешь в себе совсем маленький участочек, и там не то ручеек журчит, не то огонек тлеет…
— Звонил Шаланда, — повторил Пафнутьев. — Скурыгин убит полчаса назад. Контрольный выстрел в голову.
— Это пятый, — сказал Худолей. — Больше не будет.
— Точно? — требовательно, даже капризно спросил Пафнутьев.
— А ты, Паша, сам не чувствуешь? Не ощущаешь в цифре «пять» некую законченность? Не ощущаешь?
— Не ощущаю! — с вызовом произнес Пафнутьев.
— Посчитай пальцы на своей руке! Их пять. Пятиконечная звезда — пять лучей. У человека сколько конечностей?
— Четыре, — сказал Андрей.
— А голова? — удивился Худолей. — Нет, ребята, у человека пять конечностей. На всех древних гравюрах, рисунках, мистических изысканиях, оккультных исследованиях… Пять.
И тут все трое увидели, что в доме, в который только что вошла Света, на третьем этаже вспыхнул свет, и в окне возникла женская фигурка с поднятой рукой. Андрей в ответ опять помигал, погудел и медленно тронул машину.