Смерть в твоих глазах
Шрифт:
– Да мы подготовимся. Показать есть что.
Рядом с женщинами остановился синий «Опель», за рулем которого сидел Воронов. Плаксина кив-нула:
– Здравствуйте!
– Добрый день, – ответил следователь и обратился к Бестужевой: – Мы теряем драгоценное для вас время, Лариса Константиновна.
– Работай! – бросила Алле Бестужева и села на заднее сиденье «Опеля».
Машина тронулась с места, а Плаксина, проводив ее взглядом, задумчиво выкурила сигарету и на бежевом «Пежо» отправилась в офис.
Воронов
– Улица Зеленодольская, дом 29, корпус 3. Все верно, Лариса Константиновна?
– Квартира 13, 4-й этаж, окна во двор, их отсюда видно, – в тон ему ответила Бестужева.
– Оценил юмор. Ну что же, ведите, Лариса Константиновна, гостей в дом.
– Угощения не обещаю.
– А мы на него и не претендуем, правда, Антон? – повернулся следователь к эксперту.
– Так-то оно так! Но вот бутылочка пива мне просто необходима. Где у вас тут, Лариса Константиновна, поблизости или магазин, или ларек какой-нибудь?
– Мы проехали магазин. Он метрах в пятидесяти сзади.
– Я быстро, Валер, лады? – почти умоляюще взглянул на Воронова эксперт.
– Пономарев предупредил, чтобы я вернул тебя в Управление в рабочем состоянии.
– А что мне будет с бутылки пива? Поправлю здоровье, и все. И потом, Валера, ведь я мог и не поехать с тобой. Теперь придется в Управлении допоздна сидеть, работу-то надо делать.
– Ладно, одна нога здесь, другая там. И только бутылка пива.
– А на большее, Валера, у меня банально не хватит, как говорят чехи, пенез! Побежал я. – Оставив чемоданчик, эксперт поспешил к магазину.
– Да, дисциплина у вас, господин следователь, на уровне, – покачала головой Лариса.
– Все мы, Лариса Константиновна, люди, все мы человеки. Ну как я мог не отпустить товарища? Впрочем, признаюсь, отпустил не только ради поправки его здоровья. Антон прекрасный специалист, но с перепоя работать совершенно не в состоянии.
– Почему он пьет?
– Это долгая и печальная история.
– Вы заинтриговали меня. У нас есть время, пока ваш Антон вернется, поправив здоровье.
– Верейко раньше не пил. Совсем не пил спиртного. Занимался спортом и всегда торопился домой. Он очень любил свою жену.
– Вы сказали, любил? А что потом, любовь прошла? Или жена ушла к другому?
– Нет, потом Инна, так звали жену Антона, умерла.
– Как умерла? Ее убили? – воскликнула Бестужева.
– Ну почему сразу убили? Нет, Инна заболела раком и буквально за полгода сгорела. Антон объездил все клиники, продал квартиру, дом за городом, доставшийся ему по наследству от родителей, покупал дорогие лекарства, оплачивал палату в больнице, но все бесполезно. А когда похоронил жену, тогда и запил. Сутки пил на ее могиле. Он и сейчас, как выпадает свободное время, идет на кладбище.
– Да, – проговорила Бестужева, – мне знакомо это чувство безысходности и непреходящей боли.
– Но у вас остается надежда. А это сильный стимул. У Антона же не осталось ничего, кроме комнаты в общежитии и памяти об Инне. Ну, еще и ра-боты.
– Он не пытался создать другую семью?
– Слышать об этом не хочет.
– А дети? У них были дети?
– Нет! Инна забеременела как раз перед тем, как у нее обнаружили смертельную болезнь. Ребенок Антона еще в утробе умирающей матери был обречен на смерть. Но закроем эту тему, – быстро проговорил следователь, увидев, как от магазина быстрым шагом идет Верейко.
– А вот и мы, – бодро произнес он. – Освежились, похмелились, теперь можно и поработать. Что будем делать, Валерий Андреевич?
– Пройдемте в подъезд? – кивнул Воронов Ларисе.
– Да, конечно, – неожиданно дрожащим голосом ответила она, – пойдемте!
Следователь, эксперт и Бестужева поднялись на четвертый этаж.
– Вот здесь и лежали гвоздики, – указала на коврик Лариса.
– Гвоздики? – переспросил Верейко. – Что за гвоздики?
– Объясню чуть позже, – ответил Воронов.
Бестужева открыла дверь, проговорив:
– Ключ почему-то стал заедать. Впрочем, не удивительно, сейчас ничего лучшего даже за приличные деньги не купишь.
Все трое вошли в прихожую.
– А вот и гвоздика, – показала на цветок, лежащий на пуфике, Лариса.
– Посмотри гвоздику, – попросил эксперта Воронов.
– Ты что, Валера, для этого и притащил меня сюда? – недовольно пробурчал Верейко, но, надев перчатки, все же взял гвоздику в руки.
– Цветок как цветок, только переломленный.
– В том-то и дело, что переломленный. Таким он лежал на коврике у двери Ларисы Константиновны утром после убийства Себенко. А до этого еще одна такая же гвоздика была брошена к двери госпожи Бестужевой наутро после убийства Корнеева.
– Вот как?
– Вот так, Антон. На цветке могут остаться отпечатки?
– Отпечатки остаются везде, даже на спичке, если только тот, кто брал в руки спичку или цветок, не был в перчатках или не протер их, скажем, обычным носовым платком. Но здесь это не определишь, мне забрать гвоздику в лабораторию?
– Да!
– А как оформить?
– Пока никак.
– Понял. – Верейко положил цветок в пакет, а пакет в чемоданчик и спросил: – И дальше что?
Из кухни, куда прошла Бестужева, вдруг раздался вскрик, и Воронов кинулся туда.
Лариса стояла у гарнитура, глядя на мусорное ведро.
– Что случилось, Лариса Константиновна?
– Ведро, – проговорила она дрожащим голосом.
– Да, ведро, и что?
– В нем смятая пачка сигарет «Ява».
– Вижу. Почему это так потрясло вас?